Из западни

На палубе началось лихорадочное шевеление. Боцманская команда готовила к спуску еще один катер, там же, сталкиваясь и вполголоса матерясь, сновали пехотинцы из десантной группы. Периодически то по одному, то по другому борту раздавался голос Балка. Он давал последние наставления перед возможным боем. Все ящики с взрывчаткой и прочим, по ворчливому выражению минного офицера, «сухопутным барахлом» были подняты из минного погреба. Два из них были вскрыты – теперь хранившиеся в них пулемёты монтировались на катерах крейсера, остальные укладывались на дно катеров. Состав взрывчатки был довольно пестрым – Балк ограбил склады железнодорожного ведомства, но хранившегося на них динамита было недостаточно. Поэтому второй катер сейчас загружали ящиками с флотским влажным пироксилином…

Ясным майским утром, в шесть часов с минутами, когда солнце светило вдоль дамбы, дежурные на мосту заметили направляющийся к входу в лагуну со стороны океана военный корабль. Солнце, блики на воде, наблюдение корабля с носовых ракурсов – всё это мешало опознанию. Впрочем, никто особенно не старался – откуда в охране моста профессиональные военные моряки? Достаточно было того, что корабль несет положенные японцу флаги.

Но в залив корабль почему-то входить не стал – вместо этого из-за его борта показались пара катеров. Выбежавшие поглазеть на «визит морского начальства» караульные были неприятно удивлены событиями, последовавшими за этим. Подняв русский военно-морской флаг, корабль начал из носовых орудий обстреливать восточный въезд на мост, а кормовыми – западный. С дистанции меньше мили караулки были сметены с нескольких выстрелов. Потерь при этом не было, все успели выбежать поглазеть на нежданного гостя, но вот большая часть оружия и патронов остались где-то там, в мешанине воронок и досок…

Потом нерадивых караульщиков поприветствовали пулемёты с катеров. Пулемётчики тоже никого не убили. Но не из врожденной гуманности, а по неумению вести прицельный огонь с раскачивающегося суденышка. Однако даже поднять голову выжившим караульным они не давали вполне успешно. Об ответной стрельбе и речи быть не могло, тем более что на пятерых приходилась всего одна винтовка. С восточного катера стали крепить у основания одного из быков моста какие-то ящики, попутно выполняя непонятные манипуляции.

Японских свидетелей этого процесса было мало. Никто из них не обладал достаточной квалификацией для точного понимания сути происходящего, но предчувствия у них были самые недобрые. Затем катер направился к своему товарищу, проделывавшему то же самое у одного из быков со стороны западного въезда на мост.

Когда катера уже отходили, грянул взрыв, и крайний бык с восточной стороны большого моста окутался облаком дыма и пыли. Ферма, нелепо изогнувшись, рухнула в воду, породив миниатюрное цунами. В результате его прохождения с одного из катеров кто-то полетел в воду. Очухавшиеся наконец часовые с западного конца бывшего моста открыли огонь из единственной уцелевшей «Арисаки». Одна из пяти выпущенных пуль даже отколола щепку с борта катера, но на этом способность к сопротивлению охраны была исчерпана – подсумки с патронами также остались в караулках. Вернее, там, где они еще недавно были. В ответ хлестнул пулемет с катера, и остатки караула, укрываясь за насыпью, бодро отступили.

Когда «в природе» появилось замедленное кино, очевидцы наконец-то смогли подобрать термин для описания их мироощущения в тот момент. Выжившие из восточной караулки выговорили наконец заморское слово «динамит» и, презрев стрёкот пулемёта, кинулись куда подальше. Второй бык повторил судьбу первого, но у Балка ещё оставалось с полдюжины неизрасходованных ящиков с пироксилином и динамитом – во Владивостоке, не зная структуру дамбы и материал быков, он подготовился с запасом. Чтобы не везти взрывчатку обратно, был устроен ещё один «Бум!», в результате которого рухнула в море и центральная мостовая ферма – теперь до её подъёма о судоходстве в лагуне можно было не мечтать.

Катера дали ракетой сигнал о завершении главной фазы операции и, с трудом выгребая против океанской зыби, двинулись к кораблю, подошедшему на полтора десятка кабельтовых к берегу, благо глубины позволяли, а минных полей в этом районе бояться было нечего. Всё дело было сделано за полтора часа, и катера вернулись на «Варяг» с единственным пострадавшим на борту. Поручик Ржевский, которого волной сбросило в воду, был зол, промок насквозь, окоченел и тихо матерился, пытаясь скрыть за этим свой позор. Увы. Он не умел плавать…