Из западни

Миновав исторический Трафальгарский мыс, флагман склонился к осту, направляясь в Гибралтарский пролив. Вскоре мы вошли в Средиземное море, а когда наш отряд прибыл в Танжер, через несколько часов к общему удивлению подгребла и невредимая «Камчатка». Пришли немецкие угольщики, и началась погрузка угля, борт о борт с транспортами на большой зыби. Погрузка окончилась с маленьким инцидентом для «Сисоя», а именно: одной из 75-миллиметровых пушек проломало фальшборт пароходу, а пушку сильно испортило, ее пришлось заменить потом новой из числа небольшого запаса, который был на наших транспортах.

В кают-компании «Сисоя» продолжались споры: были ли миноносцы или нет ночью в Немецком море, причем число скептиков увеличилось благодаря «воскрешению» «Камчатки», но все же большая часть осталась в уверенности, что миноносцы были. Здесь в Танжере мы узнали, что далее отряд со всеми миноносцами и транспортами, которые должны были прийти из Черного моря к Порт-Саиду, пойдет Суэцким каналом.

Переход Средиземным морем был сделан при идеальной погоде. Адмирал периодически давал «тревоги», мы стреляли по щитам, которые тащили миноносцы, и боевыми снарядами и стволиками. Наш командир во время третьей стрельбы высказал опасение, что так можно разбросать половину боекомплекта, но его успокоил старший офицер, в Танжере узнавший, что снаряды нам довезут с Черного моря к Суэцу. Командир наш это тоже слышал тогда, но находясь… не вполне в здоровом состоянии, не запомнил, наверное. Раз от разу стрелять получалось у наших артиллеристов все лучше. В это время по вечерам и ночью мы три раза учились отбивать групповые минные атаки, а миноносцы в эти атаки ходить. Честно говоря, у них это получалось пока лучше. Наш «Сисой» два раза «учебно-условно» потопили. За что наш командир и кое-кто из артиллеристов получили персональные «фитили».

Придя в Суду, мы начали принимать уголь. На больших броненосцах, кстати, погрузка эта весьма быстро была прекращена, что даже поначалу вызвало у нас некоторое недоумение. Но вскоре пришло известие, что в соответствии с расчетами штаба эти корабли должны вступить в Суэцкий канал, имея в ямах менее трети нормального запаса кардифа. Делалось это из соображений уменьшения их осадки.

После угольного аврала адмирал приказал отпускать матросов в порт. И тут началось такое пьянство команд на берегу, скандалы, драки и прочее, что и представить себе было нельзя. Из ста человек пьяными возвращались по крайней мере девяносто. Число нетчиков из нижних чинов достигало колоссальных цифр – из полутора сотен человек, гуляющих на «Сисое», доходило до восьмидесяти, а на «Мономахе» до ста двадцати. По вечерам, после возвращения команды, посылались по нескольку обходов с офицерами на берег, и в темноте разыскивали пьяных нижних чинов, валяющихся по дорогам, по канавам между Судой и Канеей, по улицам и кабакам Канеи. Между офицерами «Сисоя» пьянства не было; пили, но умеренно и прилично. То же относится и к другим кораблям.

Командующий несколько раз посещал «Сисой» и входил решительно во все мелочи судовой жизни и обучения, причем проявлял всегда редкий здравый смысл и прямо-таки энциклопедические знания. Он касался и технической части, призывая к себе специалистов, расспрашивая о какой-нибудь неисправности механизмов, быстро вникал в суть дела и «очков» себе «втереть» не дозволял. Все сильно подтянулись, зная, что ежеминутно каждого может призвать к себе адмирал для расспросов и разнести.

Разносы он делал часто, но всегда по делу. Так, зайдя во время учения в батарейную палубу, Иессен обратился к артиллерийскому квартирмейстеру с просьбой рассказать ему про оптический прицел на пушке, а когда тот сделать этого не смог, то был призван плутонговый артиллерист и получил разнос за то, что не обучил комендоров прицелу. Затем ему самому было предложено рассказать про этот прицел, и, о ужас, артиллерийский офицер, очевидно, и сам не знал его устройства, начал нести вздор, сел в лужу, будучи сильно изруган адмиралом. Вообще, влетало всем. Мне пару раз попало за беспроволочный телеграф, но все же к чести большинства офицерского состава «Сисоя», если и влетало за промахи, то, во всяком случае, не за такие, как было выше приведено с артиллеристом, действительно мало смыслящим в артиллерии и, по-видимому, к ней особенной любви не питавшим.

Насколько командующий был дееспособен, настолько же был профессионально хорош и его штаб, хоть и немногочисленный по составу, но толково подобранный, за исключением флагманского штурмана полковника Осипова, который всегда был велик на словах и мал на деле. Будучи от природы довольно ограниченным человеком, он воображал о себе и о своих способностях бог знает что такое. Что бы ни случилось, даже не относящееся вовсе до его специальности постоянно, по его словам, оказывалось, что он это предвидел и будто даже предупреждал, но его умным советам не следовали.