Из западни

– Да уж, Василий Александрович, верно подмечено. Вас одного этот великий полководец даже в упор через лупу не различил бы. Как практически и меня грешного. Сдается, что весь труд по копированию для Куропаткина и его штаба моего доклада о состоянии японской военной экономики и прочем… Это так, напрасная трата чернил. Все, что выведали и узнали в Японии я и мои друзья, некоторые с риском для жизни, кстати, – все это пустяки в сравнении с «ЕГО пониманием» противника, которое сложилось во время посещения нашим министром Японии по приглашению Оямы. Слава богу, что ни Макаров, ни Алексеев так не считают…

Что же до планов куропаткинского маньчжурского штаба, тут все совершенно понятно. То есть отступать мы можем хоть до Урала, Москвы-то за спиной нет. Будем сокращать свои коммуникации, а японцы – растягивать. Будем изматывать их в оборонительных боях, а если еще и Артур в осаду возьмут и под ним завязнут подольше – вообще прекрасно! Скопим сил потихоньку, чтоб вдвое-втрое побольше солдатиков… А потом разом прихлопнем япошек, не раздумывая о тактике, экономике и прочей ерунде. Мне на это Харкевич на полном серьезе намекнул, а Кузнецов, начальник их оперативного отдела, подтвердил. Мы с ним знакомы хорошо, еще задолго до того, как меня морским агентом в Токио определили. Стало быть, сомневаться в наших армейских стратегиях не приходится.

– Зато как правильно все рассчитано. Идеально по-штабному. Только жаль, абсолютно не учитывает ни международной обстановки, ни финансовых последствий затягивания войны, ни общественных настроений в стране, находящейся на пороге бунта… – пробурчал Балк.

– Ну уж насчет бунта это вы передергиваете, конечно, – вскинулся великий князь.

– Да нет, ничего не передергиваю, к сожалению, ваше императорское высочество. Все как поближе к низам нахожусь, с какой стороны ни посмотреть.

– Простите, ради Христа, что перебиваю… – неожиданно подал голос с дальнего конца стола отец Михаил, – но опасаюсь я, господа, что Василий Александрович истинную правду глаголит. Святую истинную правду. Неспокоен народ-то… Меня в этом многое уверило. Пока в Санкт-Петербург и обратно добирался, было с кем поговорить по пути. И ведь не только же о победе над ворогом желали и напутствовали. Заступничества наш люд простой ищет от несправедливостей властных. Землепашец совсем туго живет. Семьи растут, от наделов скоро один пшик останется. Что, куда деток-то? А ну как снова неурожай? Голод же опять настанет. Вот и думают мужички, как помещиков с земли сгонять. Не дай господи, полыхнет… Ведь не как в прошлые два года пойдет. Тогда только хлеба брали. А в ответ что? Додумались… Стрелять! Теперь уже жечь будут. Нельзя было губернаторам и земским в усадьбы войско-то ставить. Нельзя было…

Работник фабричный тоже страдает от штрафов и самовластностей заводчиков. Ведь ежели государь наш на казенных верфях и заводах восьмичасовой день трудовой установил, то оно, конечно, справедливым бы было и на заводах частных сделать. Люд работный ждет… Только господа-то толстосумы наши примеру сему человеколюбивому следовать совсем не поспешают. Как и сверхурочных справедливо оплачивать. Им, стало быть, царев пример и царево слово вовсе и не указ. Инспектора фабричные сплошь да рядом безобразия такие покрывают. Видно, не бесплатно тож. И молчать о сем долее не должно. В нашем кругу и подавно… – Отец Михаил обвел глазами разом притихших офицеров, после чего задумчиво продолжил: – Поговаривают люди, что, дескать, наши богачи сами специально народ мутят да карбонариям и анархистам разным денег на то под тишком дают, чтоб руками народными республиканства себе добыть. Парламент, значит. Чтоб совсем без царя в голове! А там – сколько приплатишь, тот тебе господа выборные указ и отпишут. Искушение от нечистого. Слаб человек… Не зря, поди, в газетах-то смешки да фельетоны разные печатают про эти французские штучки. Бесовство! Оно бесовство одно и есть. А тут опять же напасть: война… И где они теперь, союзнички наши республиканские? Вот и проверились. Друга в беде познаешь.

Я так, господа офицеры, разумею: чем дольше война сия протянется, да еще, не дай бог, разобьют нас. Разок, два, три. Отступать начнем, как наши генералы хотят. Раненых, калек да увечных в Россию отправлять. Всякое тогда может статься. Даже и загадывать не хочется.

– Спасибо, отец Михаил, за ваше правдивое слово. Только вот до пугачевщины новой нам сейчас… – великий князь хотел еще что-то добавить, но почему-то промолчал, задумчиво глядя на проплывавшие в темном абрисе пулеметной бойницы броневого борта покрытые отцветающим гаоляном лощины и холмы.

* * *