Из западни

Как штурман, по моему мнению, он тоже был не на должной высоте, несмотря на его многолетние плавания. Иногда, когда не было никаких причин к этому, он был не в меру осторожен, выписывая курсами отряда какие-то ломаные линии среди чистого моря, и в то же время уже недалеко от Порт-Саида едва не усадил отряд на банку, на которую мы шли. И если бы не сигнал проходившего мимо нас британского парохода, то мы бы устопорились на банку, почти единственную в том районе моря. Срам мог выйти вселенский.

Кроме Осипова в штабе адмирала состояли: флаг-капитан командующего капитан 1-го ранга Дриженко, флаг-офицеры лейтенант барон Косинский, а также мичманы Трувеллер и светлейший князь Ливен. Дриженко был грамотным и рассудительным штаб-офицером. Еще до войны он участвовал в подготовке и проведении военных игр в ГМШ, так что лучшего начальника штаба можно было и не желать. Барон Косинский если и был, судя по отзывам, раньше человеком с пороками, за что был однажды списан, кажется, с «Разбойника», по настоянию кают-компании, однако во время пребывания его на «Сисое», еще до похода, он показался мне очень милым, доступным для всех человеком, в то же время весьма разумным и талантливым офицером, помощником адмирала, ведущим штабные дела просто, ясно и без излишней переписки. Младшие флаг-офицеры были премилые люди, быстро сошедшиеся с офицерством. И несмотря на свою молодость, очень трудоспособными и деятельными. В особенности Трувеллер – отличный морской офицер, будучи англичанином по рождению, он имел все наилучшие качества этого народа, а именно: положительность, спокойствие и хладнокровие. Однако, отвлекшись несколько в сторону, продолжаю повествование о походе.

В Суде мы простояли пять дней. На третий день адмирал пресек береговую вольность на корню. Увольнения были запрещены. На следующий день стоянка отряда ознаменовалась бунтом на «Мономахе». В точности я не помню причины, да она, кажется, была, как и всегда, фиктивная – насчет строгости командира и недовольства пищей. Он выразился в том, что команда, собравшись толпой, подошла рыча к мостику, и начались выкрики ругательств и проклятий по адресу командира. К активным действиям толпа не приступала. Командующий ездил на «Мономах», заставил команду просить прощения и выдать виновников, которые были взяты под арест. Стала ясна и подкладка бунта: кроме желания продолжить береговую гульбу сказалась и появлявшаяся тогда агитация левых партий.

Когда отряд вышел в направлении к Суэцкому каналу, командующий, как мы думали тогда, чтобы занять чем-то экипажи, приказал привести корабли в идеальное внешнее состояние. Начали все подкрашивать, драить, каждый день стали проводить строевые занятия. Все происходило так, как будто мы опять готовились к императорскому смотру. Но это было немыслимо, ведь государь уже напутствовал нас, проводив из Либавы. В завершение всего аврала адмирал провел смотр вверенных кораблей и остался доволен.

Глава 5 На сопках Маньчжурии

Квантун

Май – июнь 1904 года

– Да, господа, Куропаткин и вправду произвел на меня странное… не побоюсь даже сказать – неприятное впечатление, – изрек после некоторой паузы Михаил. – С одной стороны, конечно, ни в знаниях, ни в профессионализме ему отказать нельзя, но все эти охи-вздохи и логические построения менторским тоном на тему «предопределенности Порт-Артурской крепости как точки отвлечения части японских сил от главного театра»… Честно говоря, Василий Александрович, если бы не тот ваш знак, я мог бы не сдержаться, ей-богу! Вы как в воду глядели. Хорошо хоть, Штакельбергу он приказ выступить дал…

С другой стороны, куда бы он делся против прямого приказа Алексеева? Подчиненность его наместнику, как главнокомандующему в этой кампании, государем была еще 15-го числа подтверждена окончательно, хоть и без указа. Возможно, бывшему военному министру сие обидно. Жаль только, что сам Евгений Иванович выехал во Владивосток. Но если он решил лично с Всеволодом Федоровичем и прочим тамошним начальством вопросы судостроения и судоремонта обсудить, значит, поводы для беспокойства есть. Тем более стоит вопрос новой начинки для снарядов, а это очень серьезно…

Ладно. Главное, мы хоть с грехом пополам, но отбились. Да и то сказать, если бы не телеграмма брата… Хотел ведь тормознуть нас! Каков же красавец этот Куропаткин?! МЕНЯ – задержать…

– Михаил Александрович, а чего вы, собственно, ждали? Вы ему в Порт-Артуре – одна лишняя головная боль и помеха. А случись что с вами – так вааще… Тем более что вся наша, как он выразился, «сомнительная бронезатея» им воспринята без энтузиазма. Верно сказал старик Драгомиров: «Куропаткина – главнокомандующим? А Скобелевым при нем кого?» У него же на физиономии написано: мой план войны гениальней, чем у Кутузова, и не вашего он «великого» ума дело! А уж тем более какого-то недоразвитого морского…

Сидевший напротив великого князя и Балка кавторанг Русин, улыбнувшись одними уголками губ, с грустью в голосе проговорил: