Читаем Из записей полностью

Бог Отец — жертвующий, Бог Сын — жертвуемый. Но не только разделены, но и соединены, даже тожественны: один Бог — в Сыне осуществлена любовь и реализована жертва — двойной кеносис — унижение:

1. Слово стало плотью и обитало среди нас.

2. Отказалось ради нас от Себя, то есть от Своей Божественной силы. Слово осталось Словом, то есть Богом, и в своем воплощении, но пожертвовало своим всемогуществом — стало человеком, как и все мы, причем униженным человеком, униженным до самой позорной смерти на кресте, отвергнутым всеми, даже своими учениками. Безгрешность Христа: так как Христос — Бог, ставший человеком, как и мы, то Он, и будучи человеком, остался Богом, поэтому не мог быть грешным. Как человек — Он второй Адам, но до грехопадения.

Учение о Троице и сотериология: два момента жертвы:

1. Бог жертвует Самим Собой — Отец, Сын, Святой Дух.

2. Слово стало плотью.

Первый момент — вневременный. Отличие: нерожденный, рожденный от века.

Второй момент — соединение временного и вечного, вернее внесение момента случайности, временности в вечное. — Мир перед Богом[23], Бог по доброй воле.

Арианство — экономич<еское> понимание Троицы, только не в конце домостроительства, а в начале. Поэтому у Ария Христос тоже тварь. По Арию, Бог не мог «так возлюбить мир, что отдал Сына Своего Единородного...» до сотворения мира. То есть рационализирование Троицы. То есть он пытался объяснить вечность: до творения мира, а значит, и времени, не было и времени. По Арию получается: было время до творения времени (и мира). Тогда естественно, что во времени до творения времени (и мира), Бог не мог так возлюбить мир... и, значит, не мог совершить жертвы. Значит, Сын получил существование только вместе или перед творением мира, то есть Его первое и лучшее творение. Возражение обычное: тварь, даже первая и лучшая, не может меня спасти. У меня же и философское: время до времени бессмысленно. Этим же объясняется и смешение космологии с сотериологией у Ария и преобладание первой.

Тайна все равно останется тайной. Первая тайна: экстенсивное самоограничение Бога — творение мира, космология. Гносеологическое обоснование Троицы, например, у Спинозы. Творение, как экстенсивное самоограничение, уже жертва — космологическая жертва — внесение момента случайности и временности в вечное — Бог по доброй воле, живой Бог (Мир перед Богом). Почему это так — мы сказать не можем, всякое «потому» будет мифологией и, значит, демонизмом. Но «как» можем пытаться понять, то есть понять «как» экстенс<ивной> жертвы. Только и в этом объяснении примат сотериологии, а не космологии, иначе — гностицизм, арианство, мифология.

Вторая тайна — интенсивное сомоограничение Бога — Слово стало плотью. Очевидно это могло быть уже только во времени. Арий и гностицизм разделяют эти две тайны, чтобы понять их. Но это разделение все равно не дает понимания и лишает меня спасения, так как и самая совершенная тварь не может искупить мой грех. Обе тайны разделяются только в уме человека, на самом деле это одна тайна творения, греха, искупления и спасения. Все попытки объяснить — мнимые и сводятся в конце концов к придумыванию того, что было до творения времени и мира. До времени не было и самого понятия «до».

Это первая часть, и здесь космология объединена с сотериологией — сотериологическая космология, но экзистенциально иначе и не может быть. Это объективная или, лучше, абсолютная сторона жертвы. Вторая часть — субъективная: почему или как Бог оправдывает меня своей жертвой.

«...Дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». И здесь я тоже подхожу экзистенциально. Те же два факта: покаяние — в реальности дистанции, в реальности ее абсолютной непреодолимости; Kreaturgefühl[24], то есть радость в реальности чудесного преодоления этой дистанции. Оба первоначальных факта эмпирические в том смысле, что я их переживаю, но не психические, так как внеинтенциальные, ноуменальные: откровение Бога во мне, так как полное откровение Бога — Его жертва, то Христос. Теперь этот абсолютный факт должен стать и субъективным, но не психическим, а также ноуменальным. И здесь я ввожу предположение, которое только на словах является предположением. На самом же деле заключено как реальное переживание или переживание реальности в тех же двух фактах: актуальность души. Душа — не только психическое состояние или психика. Если моя греховность — не только психическое или нравственное состояние, но ноуменальная реальность и также реальность чудесного преодоления дистанции, то также и душа помимо психических состояний имеет и ноуменальное ядро. Это ядро и есть обычно потенциальная актуальность души. Как и атом — косный материальный предмет — заключает в себе энергию, так и душа — психическое состояние — таит в себе не психическую силу, которая, открывшись, может изменять и материальный мир, — это чудо. Самое же большое чудо — вера. Вера — тоже жертва и тоже самоограничение и самоотречение в покаянии и в радости Kreaturgefühl. И также не психическое состояние, а ноуменальное, так как неинтенциальное.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука