Из записок бывшего крепостного человека

Возвращаясь с купленною в зелёной обложке книгою домой, я встретил человек двенадцать солдат с ружьями. Это был один из патрулей, которые расхаживали по всем улицам. В это время раздался трезвон, и народ повалил в церкви слушать чтение манифеста. Я очень пожалел, что не мог пойти, потому что, по приказанию барыни, должен был поскорее принести домой «Положение». Барыни я дома не застал. Она ушла в церковь с девушкой. Остальные же все дворовые были дома. Я стал им читать манифест и объяснять. Читал я с чувством, и когда прочитал заключительные слова: «Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови с Нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного», все перекрестились. У многих были на глазах слёзы. Авдюшка шёпотом спросил меня, можно ли ему теперь попроситься идти погулять. Ванька, 23-летний парень, заметил, что теперь, вероятно, ему позволят жениться.

На мой вопрос, почему он думает о женитьбе, он ответил, что ему некому починить и выстирать рубахи. Вечером пришёл в гости Митусов в сопровождении лакея. Барыня спросила у него, почему он пришёл с конвоем. Он ответил, что для безопасности нанял двух лакеев, так как ждёт бунта. Барыня стала смеяться.

— Не смейтесь, — сказал он. — Увидите, что это была не лишняя предосторожность. Я в деревню, куда собираюсь ехать завтра, отправил две пушки и мушкетёра. Пушки велел поставить у крыльца, а мушкетёр с ружьём будет стоять у ворот.

6 марта ходил в рынок и слышал много рассказов о том, как некоторые господа проводили вчерашний день. Старушки Дурновы велели закрыть все ставни и, запершись, сидели целый день дома, разговаривая со служанками и дворецким Осипычем о милостях и благодеяниях, которые были оказываемы ими и их родителями дворовым. Время от времени они посылали Осипыча послушать, что делается на улице. Исполняя приказание, Осипыч уходил, слушал и докладывал, что по улицам одни только пьяные ездят на извозчиках с гармониями и горланят. Многие господа приглашали к себе нарочно гостей для безопасности. В то же время говорили, что вчера в Подновинском было меньше обыкновенного народа и пьяных. Так оно и должно было быть, так как теперь каждый должен заботиться о себе. Заходили нарочно к Нивинским узнать о поваре, который когда-то похвалялся при освобождении нагрубить господам. Оказалось, что он был смирнее остальных дворовых, молился и плакал.

11 марта в № 56 «Московских ведомостей» напечатали мою статью с указанием редактора на то, что это отклик грамотных крепостных людей. Напечатали почти без изменений. Читая, я весь горел, волновался и чувствовал полное удовлетворение самолюбия. Я убеждал себя, что я исполнил свой долг и долг своих собратьев, высказав печатно благодарность и давая обещание жить порядочно и прилично. В то же время я очень сомневался в том, чтобы другие ясно понимали значение освобождения и чтобы могли разумно воспользоваться им, так как не имели личной воли и не умели пользоваться свободой.

23 марта Василий и Ванюшка стали просить о прибавке жалованья. Барыня растревожилась, отказала в прибавке, велела уволить Ванюшку и спросила у меня, довольно ли мне получаемых семи рублей. Я ответил, что вполне доволен, так как раньше думал и без жалованья остаться у ней служить.

30 марта читал статью Погодина[87], в которой он простым ясным языком горячо призывает народ в знак благодарности к Царю за его великие и благотворные реформы принести посильную лепту на построение храма… Кто бы из нас отказался принести свою лепту? Но нести её надо в комитет при Чудовом монастыре. Кто из простого люда решится идти в комитет, находящийся под предводительством митрополита, с такою лептою? Гривенник сейчас же бы дал. Меньше как с рублём идти неловко, прогонят, пожалуй. А собирают только там, в одном месте. По этому поводу я сегодня рассуждал с несколькими своими знакомыми. Все были одного и того же мнения, что нужно бы было установить 10-копеечный сбор при волостных правлениях и при ремесленных и мещанских управах. Если бы сбор этот установить обязательным, образовалась бы такая сумма, на которую возможно бы было устроить благотворительный дом Александра II и при нём храм во имя Александра Невского и больницу. Из запасного капитала возможно было бы выдавать ссуды, в размере трех рублей, приходящим в Москву крестьянам на заработки впредь до приискания работы.

— Прежде всего, — сказал знакомый Артемий, — необходимо устроить ночлежный дом. Я помню, как я, явившись в первый раз в Москву, долго бродил по ней и не мог найти пристанища, где бы мог обогреться и переночевать. Я готов на это дело пожертвовать свои последние тридцать копеек.

Мы засмеялись такому крупному пожертвованию.