Маято встал с кровати и подошел к окну. Сквозь щель между ставнями ему открывался чудесный вид на терзаемую ураганом халупу Саоса, сладким елеем для его сердца было это зрелище, кормя темные и мстительные чувства. Маято даже поежился от мысли, что он так жесток, настолько жесток, и наслаждается видом мучений другого существа, более слабого, но… упрямого. «Упрямство имеет цену», – так думал Маято, глядя на срываемый с крыши усадьбы Тин хворост, – «И тебе придется ее уплатить. За гордость приходится терпеть страдания. Уж я-то знаю»
Внизу послышался стук в дверь, и Маято подумал, что это Тин пришла просить спасения от разбушевавшейся стихии. Не в силах допустить того, чтобы слуги впустили его заклятого врага в дом, он, неодетый, кинулся из своей спальни, вихрем спустился с лестницы, пересек прохладный холл и вперед всех оказался у двери. Впрочем, слуги даже и не слышали этого тихого стука в дверь среди грохота и завываний бури.
Злобно осклабясь, представляя, как он откажет Саоса в крове, Маято распахнул дверь и сквозь стену дождя с трудом различил мужской силуэт, промолвивший с явным европейским акцентом:
– Простите, что потревожил вас среди ночи, но я так вымок, что не в состоянии обращать внимание на любезности. Позволите ли вы мне войти, черт побери, или оставите мокнуть?!
Маято, наконец, стряхнул с себя оцепенение неожиданности и, поклонившись, впустил путника.
Мужчина поставил на гранитный пол свой саквояж и снял шляпу, с которой стекала вода. Необычные глаза его пытливо уставились на хозяина, и в глубине их мелькнула понимающая улыбка.
Маято всегда помнил, как хозяин должен принимать гостей, не забыл он об этом и сейчас. Но прежде чем оказывать гостеприимство, нужно знать, достоин ли гость хорошего приема или он удовлетворится лежанкой на кухне.
Путник поклонился и промолвил:
– Я подданный ее величества королевы Виктории, божьей милостью королевы Англии, Ирландии, и прочего, капитан Джон Корнуэл.
Маято преобразился, он запахнул халат и с дружелюбной улыбкой ответил:
– Маято Коо Та, владелец этих земель и ваш покорный слуга. Не желаете ли обсохнуть и выпить чего-нибудь согревающего, мой господин?
– Я, безусловно, не откажусь, – ответил Джон, снимая свой напрочь промокший плащ, ловко подхваченный подбежавшим, наконец, слугой.
И вот через час хозяин и его гость сидели в гостиной перед приветливым камельком. Маято разливал (в который раз!) бутылочку французского вина, а Джон, протянув руки над огнем, задумчиво глядел на пламя.
– Огонь всегда вселял в меня уважение к Богу, – промолвил Корнуэл и взял протянутый с почтением бокал.
– Тогда, – заметил Маято, – подобное же уважение в вас должна вселять и вода.
– Воду я не просто уважаю, я испытываю к ней искреннюю любовь. Если не любить ее, господин мой, Коо Та, то она возненавидит тебя, а это чревато многими неприятностями. Вы слышите, как стихия беснуется на улице? Разве мог человек, не любящий воду, пройти под таким дождем те две мили, что прошел я после того, как чертов лев слопал мою лошадь?
Маято мог бы ответить на риторический вопрос Корнуэл следующее: да, мог, если этот человек хочет еще пожить, но сказал лишь:
– Вы храбры и достойны быть подданным ее Величества!
Джон ничего не ответил на вежливые слова Маято и отпил еще вина. После продолжительного молчания он спросил:
– Вы выглядите юно, мой друг. Сколько вам лет?
– Шестнадцать, сэр, в моей стране мужчины рано мужают.
– Да, – кивнул Корнуэл. – Помимо мужественности, Господь вложил в вас удивительную рассудительность.
– Благодарю вас, – слова Корнуэла явно польстили молодому хозяину, пусть даже они были лишь данью благодарности.
– Но Господь явно поторопился, – промолвил Джон. – Я бы хотел злоупотребить вашим гостеприимством, сэр, и пожить в этом прекрасном доме несколько дней, пока не заживет моя растянутая щиколотка.
– Вы поранились? – с искусственным сочувствием спросил Маято.
– Чепуха! Но довольно неприятная, если собираешься в дальний путь.
– Конечно! Вы можете полностью располагать мною и моим домом, господин Корнуэл.
– Джон, можно просто Джон, – улыбнулся Корнуэл и легко зевнул…
Уже в постели, бессонно глядя в потолок, Маято подумал, что этот Корнуэл странный человек, да определенно, очень странный.
Когда, проснувшись на следующее утро, Маято обнаружил Корнуэла стоящим на балконе его, Маято, спальни, и преспокойно курящим сигару, он поначалу немного растерялся, но не желая показать, как удивлен, добродушно пожелал бестактному гостю доброго утра.
Корнуэл ухмыльнулся и сказал:
– Вы, вероятно, удивлены моим нахальством и никак не ожидали увидеть меня в столь ранний час на балконе вашей спальни. Прошу меня покорно извинить, но я решил взять на себя смелость разбудить вас запахом это необыкновенного кофе, который я научился готовить у Базилио Геноцци, державшего когда-то лучшую кофейную лавку в Венеции.
Услышав извинения гостя, Маято облегченно вздохнул и приободрился, к тому же он был приятно удивлен божественным ароматом напитка, принесенного Джоном, видимо, именно этот запах и разбудил его.