Из записок мага

– О! как приятно. Я тоже очень привязался к вам, – прощебетал Джон. – Здесь тепло и удивительно мирно, но теперь начался сезон дождей, и я предпочел бы пережить его где-нибудь в более сухом месте. Я хоть и люблю воду, но не в таком же количестве! Вот смотрите, дождь опять припустил. Что за напасть!

– Это надолго! – буркнул Маято.

– Это навсегда, – улыбнулся Корнуэл.

Через неделю после этого разговора Маято сидел на скамейке под раскидистым деревом и смотрел, как капли только что закончившегося дождя стекают по бурой его коре, проникая во все щелки. Коо Та был необычайно грустен и тосковал. Он был готов терпеть присутствие даже назойливого и безумного Корнуэла, но тот, как и обещал, уехал на следующее утро после их последней беседы. После этого разговора у Маято пропал последний интерес к происходящему. Сезон дождей действовал на него угнетающе, но еще больше его раздражало, что подобное угнетение происходит в самой прекрасной поре его молодости. Что же с ним будет в зрелые годы! К тому же безумный Корнуэл своими речами заронил в него какое-то семя сомнения в правильности его, Маято, существования, он вел растительный образ жизни и, кажется, презирал себя за это.

«Наверное, стоит съездить в колонию», – подумал он, – «напьюсь, погуляю с англичанами, развею эту треклятую тоску».

Маято повернул голову на тихий вздох, и взгляд его уперся в голые ноги, заляпанное грязью, латанное-перелатанное платье, всклокоченные волосы и глаза-антрациты, в общем, он увидел Тин.

Оба молчали, ибо говорить им было не о чем.

Тин перевела дыхание и, запинаясь, сказала:

– Я много думала. Наверное, это бес вражды вселился в нас, сосед. Но с меня довольно. Я согласна продать свой участок за первоначальную цену. Уеду в колонию, мистер Корнуэл обещал устроить меня прислужницей в английскую семью. Давай разойдемся мирно, не будем помнить о плохом.

Слова дались девушке нелегко. Она нервно потерла щеку и опустила голову.

В глазах Маято разлилось странное выражение. Он встал, возвышаясь над девушкой, как огромная неприступная скала, и негодующе, с вызовом, сказал:

– Не нужна мне твоя развалюха! Не буду покупать! – и быстрыми шагами ушел в дом…

Корнуэл попридержал лошадь и прислушался. Ехавший рядом с ним майор Дарст удивленно посмотрел на Джона и спросил:

– Что-то не так?

Корнуэл тронул поводья и поравнялся со своим спутником.

– Знаешь, старина Дарст, – с улыбкой сказал он. – А мне здесь нравится. Год назад я гостил в одной белокаменной усадьбе миль за десять отсюда. Я обязательно хочу еще раз побывать там.

– Что тебе понадобилось у Коо Та? – расхохотался Дарст.

– Я просто еще никогда не был крестным отцом. Когда ребенка называют в твою честь, это приятно, черт побери!

4.

– Торадо! Мальдито! Налей мне еще вина, ты, портовая пута!

Молодой человек с внимательными глазами обернулся на громогласного мужчину за соседним столиком и с интересом воззрился на его явно испанский и дорогой наряд.

– Простите, сеньор, – ласково сказал он. – Вы, как я понимаю, испанец?

– Да, тысяча чертей! – воскликнул яростный испанец и ударил кружкой по столу, – и если это кому-то не нравится, то…

– Я не имел в виду затронуть вашу честь, – улыбнулся молодой человек. – Просто приятно встретить земляка так далеко от Родины.

Испанец недоверчиво уставился на случайного собеседника.

– Позвольте представиться, – продолжал последний. – Родриго Кабрера.

Испанец хмыкнул и пересел за столик к Родриго.

– Я дон Филиппе Альбана-и-Бланко, герцог, советник его величества короля Испании Филиппа по… личным вопросам. Выпьем?

Получив утвердительный кивок от Родриго, Филиппе опять разразился проклятьями в адрес неповоротливого слуги. Вообще же, Филиппе был примечательнейший испанец, самых что ни на есть голубых кровей. Лет сорока от роду, с тонкими ниточками седины в черных, как смоль волосах, высокий, подтянутый, могучего телосложения; а глаза его были быстрыми и черными, как испанская ночь.

– Откуда вы родом, дон Родриго? – спросил Филиппе, когда по первой было выпито.

– Из Севильи.

– О! Севилья. Рай на земле.

– Точно.

– И что же вас занесло на этот проклятый остров, где кроме голозадых туземцев, всего десять человек прилично одетого народа?

– Исключительно тоска. Это, видите ли, моя таверна…

– У вас вместо слуг черепахи! Карамба!

– О нет, дон Альбана. Просто жизнь здесь течет гораздо медленнее, чем в Испании, я бы даже сказал, что по ночам время останавливается.

– Чудесно! Но мне кажется, что для вашего темперамента это должно быть сплошнейшим мучением. Ничего не говорите: я читаю душу человека по его глазам! Вы кажетесь мне порохом, – торжественно заключил Филиппе.

Родриго только улыбнулся.

– И как идут дела? – продолжал допрос Филиппе.

– Идут. Я не могу похвалиться большими доходами, но у меня кое-что осталось со времен конкисты, да и сахарные плантации, что на этой половине острова – мои…

– Все?! – глаза испанца вылупились на Родриго.

– Все, – гордо заключил Кабрера.

– Карамба! Бьюсь об заклад, ваш предок участвовал в завоевании Мексики.

– Э-э… вы не ошибаетесь.