Из записок мага

На поляне, как на сцене разыгрывалась трагедия. У дерева стояла Тин Саоса, рядом с ней валялась куча веток ятобы, девушка в отчаянии ухватилась за ствол, надеясь найти поддержку у могучего великана бете. Напротив нее, оскалив пасти, стояло два совершенно белых льва. Маято даже протер глаза, чтобы проверить, не двоится ли в них от ужаса, ведь львы никогда не охотятся парами, и никогда еще он не видел белых львов.

– Какое невероятное зрелище, – глубокомысленно сказал Джон.

Маято перевел потрясенный взгляд на англичанина и стал еще более потрясенным. Корнуэл был абсолютно спокоен, будто это не львы, а два маленьких котенка, готовились растерзать Тин Саоса.

– Они же сейчас съедят ее, – ужасным полушепотом произнес Маято.

– Вот именно, – подтвердил Корнуэл, – но ведь оружие есть только у вас.

Маято опомнился, схватился за винтовку и попытался прицелиться, но руки его столь сильно дрожали, что было удивительно, как он может удерживать в них оружие.

– Стреляйте же! – с проклятиями обрушился на него Джон, видя, что львы приготовились к прыжку.

Маято отчаянно выстрелил, и выстрелил так удачно, что сам не поверил. Пуля, пройдя сквозь сердце одного чудовища, попала в голову другого. Оба они свалились у ног приготовившейся умирать Тин. Девушка без чувств упала поверх поверженных монстров.

Занавес.

Оба горе-охотника кинулись к ней. Маято оттащил Тин в сторону, а Корнуэл удивленно осмотрел добычу.

– Вы мастер, – уважительно сказал он. – Я еще никогда не видел подобного выстрела, черт побери!

Маято снял с пояса фляжку с водой и поднес к бескровным губам девушки.

– Я бы посоветовал вам побрызгать ей в лицо, если вы, конечно, не хотите, чтобы она захлебнулась, – сказал Корнуэл и пошел за лошадьми.

Когда Тин, наконец, открыла глаза, Маято легко поднял ее на руки и со своей драгоценной ношей покинул страшную поляну…

Вечером того же дня Маято сидел с англичанином за ужином. Дождь еще сильнее ударил в стекло, заставив героя вздрогнуть. Он отхлебнул вина и сказал, обращаясь к Джону Корнуэлу:

– Если я кому-нибудь расскажу об этом случае, мне просто не поверят, назовут лгуном и выдумщиком.

– Тогда я бы посоветовал вам никому об этом не рассказывать, – ответил Корнуэл.

– Небеса не перестают испытывать меня, – пожаловался Маято. – Теперь они решили проверить мою храбрость.

– Да-а-а, и что же они испытывали до этого?

– Мое терпение.

– Думаю, каждый человек может сказать то же самое, – улыбнулся Джон.

– Но мой случай особенный. Да-да, в этом что-то есть.

– Мне раньше казалось, что только я способен говорить загадками, но вы мистификатор почище меня, Маято.

– Никакой тайны в этом нет, просто я боюсь, что люди будут смеяться надо мной, если узнают.

– Они будут смеяться, даже если не узнают, – вздохнул Корнуэл.

– Да, – Маято потер подбородок. – Вы помните ту девушку, которую мы спасли в лесу?

– Да, неутомимая труженица, латавшая крышу утром и отправившаяся за ветками днем, – сказал Корнуэл, и лицо его стало очень тихим.

– Она – моя головная боль. Ее клочок земли и развалюха портят мне жизнь. Я уже дошел до точки, честно говоря. Еще немного и я ее просто задушу.

Корнуэл взглянул в окно дождя и промолвил:

– Завтра ей, наверняка, опять придется чинить свою крышу.

– Этого могло и не быть, если бы не ее глупое упрямство.

– Странно, девушка не показалась мне глупой. Даже наоборот, она трудолюбива, отважна, смело борется с препятствиями и, по-моему, заслуживает уважения.

– Она самое тупое и упрямое животное, когда-либо жившее на этой земле! – вознегодовал Маято. – Почему! Ну почему она не хочет продать мне свою землю, обменять ее?! Я предлагал ей такую цену! Я уговаривал ее переехать в мой дом! Я даже хотел построить ей новый! А она…

– Может быть, она ждет другого предложения? – грустно спросил Джон.

– Этого предложения не будет никогда! Она нищенка.

– Я понимаю, – Корнуэл кивнул и посмотрел в окно с какой-то тоской. – Но было бы по-соседски предложить ей заночевать на кухне.

Маято с бешенством отодвинул свой бокал и ушел спать…

На следующее утро Маято с большой тревогой смотрел в окно, как Корнуэл помогает Тин чинить крышу. Они о чем-то тихо переговаривались и, кажется, были очень довольны. Саоса определенно кокетничала с англичанином, да и он весь светился от радости. Маято плохо спал ночь и понимал, что вряд ли сможет спокойно уснуть до тех пор, пока безумный англичанин не покинет его дом. Но он не мог так прямо сказать ему: мол пора, друг, отправляться в путь, твоя щиколотка вполне зажила, раз ты рьяно бросился помогать отщепенке латать ее халупу.

За завтраком Корнуэл был оживлен и много говорил о политике. Маято угрюмо молчал.

– Право же, я чувствую, что мое общество вам порядком наскучило, – улыбнувшись, сказал Корнуэл. – Это я могу понять. Кстати, завтра на рассвете я планирую уехать, моя щиколотка уже вполне зажила, я даже смог помочь Тин латать ее халупу. Но черт побери! Мне здесь определенно нравится. Я когда-нибудь обязательно еще разок навещу вас, и мы отлично поохотимся, мой друг!

«Ну уж нет!» – подумал Маято.

– Конечно, мистер Корнуэл, мы всегда рады вас видеть.