Из зарубежной пушкинианы

«Le Grand-Croix, Commandeurs et Chevaliers du serenissime Ordre des Cocus, reunis en grand Chapitre sous la presidence du venerable grand-Maitre de l’Ordre, S.E.D.L. Narychkine, ont nomme a l’unanimite Mr. Alexandre Pouchkine coadjuteur du grand Maitre de l’Ordre de Cocus et historiographe de l’Ordre. Le secretaire perpetuel: C-te J. Borch».^[4]

На конверте написано кривым лакейским почерком «Александру Сергеичу Пушкину» и сбоку штемпель «Городская почта 1836 г. 10.8. Утро».

Письмо принес с утренней почтой Никита Козлов, и Пушкин, еще в халате, внимательно перечитывал его уже несколько раз. «Орден рогоносцев… Нарышкин… Его жена красавица Марья Антоновна — любовница царя Александра… А теперь вот историограф Пушкин… какая гадость… намек по царственной линии?..»

Стало душно. Пушкин встал, открыл окно. Вернулся к столу. В кабинет ворвался холод и шум. Напротив, в каретном сарае, стучали, чинили рессору. Пушкин встал снова и закрыл окно. За стол не садился, долго ходил из угла в угол. Потом пошел в гостиную. Наталья Николаевна сидела в кресле и читала. Спросила:

— Есть ли у нас хорошее издание Беранже?

— Разумеется. Но об этом позже. А теперь скажи, что у тебя с Дантесом?

— Александр, я вчера рассказывала тебе о том, что видела его второго дня у Идалии и отвергла все его домогательства. Поверь. Александр — все в прошлом.

— Писал ли он к тебе?

— Да, но всего несколько коротких записок.

— Не покажешь ли мне?

Наталья Николаевна ушла к себе и вскоре принесла пачку листков и конвертов.

— Возьми. Не знаю, почему я их сохранила. Мне это уже давно не интересно. Что-нибудь случилось?

— Нет. Ничего.

Пушкин ушел к себе. Он знал, что сегодня разговора с женой не избежать, но сейчас говорить не хотелось. Когда он переоделся, доложили о визите Соллогуба. Пушкин принял его в кабинете. Поздоровавшись, граф протянул ему конверт. Пушкин воскликнул:

— Я уж знаю, что такое письмо получил сегодня же от Елисаветы Михайловны Хитровой: это мерзость против жены моей. Впрочем, понимаете, что безымянным письмом я обижаться не могу. Если кто-нибудь сзади плюнет на мое платье, так это дело камердинера вычистить платье, а не мое. Жена моя — ангел, никакое подозрение коснуться ее не может.

— Если Вам нужен секундант, располагайте мной.

В ответ Пушкин сердечно пожал ему руку и сказал:

— Дуэли никакой не будет, но я, может быть, попрошу Вас быть свидетелем одного объяснения, при котором присутствие светского человека мне желательно.

Позже Пушкин и Соллогуб прогулялись по Невскому. Зашли к оружейнику. Пушкин приценился к пистолетам, но не купил за неимением денег. Потом зашли в лавку к Смирдину. Пушкин написал записку Кукольнику, попросил денег. Пока он писал, Соллогуб сочинил эпиграмму:

Коль ты к Смирдину пойдешь,

Ничего там не найдешь,

Ничего ты там не купишь,

Лишь Сенковского толкнешь…

Выходя из лавки, Соллогуб прочел эти строчки Пушкину. Тот быстро добавил:

Иль в Булгарина наступишь.

Расстался Соллогуб с Пушкиным совсем успокоенным: дуэли не будет.

В тот же день вечером Пушкин долго говорил с женой. Потом вызвал Никиту и приказал ему отправить городской почтой письмо на Невский проспект, 48, в Голландское посольство. Это была записка Жоржу Дантесу, «короткий вызов, иль картель».

Пушкин отправился по дороге на Черную речку.

* * *

И все-таки дорога эта началась намного раньше. Когда? На каком расстоянии от «погибельной речки»? Может быть, 18 февраля 1831 года, когда в церкви Вознесения, что в Москве у Никитских Ворот, протоиерей Иосиф Михайлов, соединив руки Пушкина и Гончаровой и обведя их вокруг аналоя, пропел «Исайя, ликуй»?

Вскоре после приезда молодых из Москвы в Петербург Дарья Федоровна Фикельмон делает запись в дневнике: «21 мая 1831. Пушкин приехал из Москвы и привез свою жену, но не хочет еще ее показывать. Я видела ее у маменьки — это очень молодая и очень красивая особа, тонкая, стройная, высокая, — лицо Мадонны, чрезвычайно бледное, с кротким, застенчивым и меланхолическим выражением, — глаза зеленовато-карие, светлые и прозрачные, — взгляд не то чтобы косящий, но неопределенный, тонкие черты, красивые черные волосы. Он очень в нее влюблен, рядом с ней его уродливость еще более поразительна, но когда он говорит, забываешь о том, чего ему недостает, чтобы быть красивым, его разговор так интересен, сверкающий умом, без всякого педантства».

А может быть, дорога началась 11 октября 1833 года, когда французский роялист Жорж Дантес, молодой красавец, ровесник Натальи Николаевны (он старше ее на 6 месяцев и 22 дня), прибыл в Россию вместе со своим опекуном бароном Луи Геккерном де Беверваард? Газета «Санкт-Петербургские ведомости» писала в тот день: «Пароход „Николай I“, совершив свое путешествие в 78 часов, 8-го сего октября прибыл в Кронштадт с 42 пассажирами, в их числе королевский нидерландский посланник барон Геккерен».

Но пути Пушкина и Жоржа Дантеса могли бы и разойтись летом 1835 года.