Из зарубежной пушкинианы

Петр Борисович Козловский происходил из небогатого, но знатного рода. Одна из его сестер, Мария Борисовна Козловская-Даргомыжская, известная поэтесса, была матерью будущего знаменитого композитора А. С. Даргомыжского. Двадцатилетним юношей Козловский начал дипломатическую деятельность в русском посольстве при Сардинском дворе Виктора-Эммануила. После 1812 года он достигает высот дипломатической карьеры, участвуя в работе Венского конгресса, а впоследствии получает назначение полномочного министра при Вюртембергском и Баденском герцогствах. «Дней александровых прекрасное начало» было периодом формирования Козловского не только как дипломата, но и как личности. Неутомимый путешественник, энциклопедически образованный человек, встречавшийся и друживший с Байроном, Гейне, Шатобрианом, с братьями Тургеневыми, а позже с Жуковским и Вяземским, Козловский был патриотом и просветителем, врагом тирании и деспотизма. Не будучи ни декабристом, ни революционером, он сумел сохранить и развить свое гуманистическое мировоззрение и в мрачные годы николаевского режима. Уйдя в отставку в 1827 году, он путешествует по Европе, живет в Париже и Варшаве, терпит нужду и осенью 1835 года возвращается в Петербург. К этому времени относится его сближение с Пушкиным и пушкинским литературным кругом, сотрудничество в пушкинском «Современнике». Находясь под огромным влиянием личности Пушкина, Козловский и сам влиял на поэта, вызывая у него интерес к популяризации естественных наук, к переводам на русский язык латинских поэтов. В незаконченном стихотворении Пушкин так обращался к князю Козловскому:

Ценитель умственных творений исполинских,

Друг бардов английских, любовник муз латинских…

В июне 1836 года Козловский, получив назначение к фельдмаршалу И. Ф. Паскевичу в Варшаву, вновь покидает Петербург, на этот раз навсегда. Он скончался в Баден-Бадене 14 октября 1840 года. Ему суждено было пережить Пушкина и разделить вместе со всеми его друзьями тревогу и горечь январских дней 1837 года. В одном из дошедших до нас писем Вяземскому от 15 января 1837 года он писал из Варшавы: «Что делает наш Александр Сергеевич? Здесь разнеслись какие-то странные слухи; но стоустая клевета не знает ни границ, ни пространств. „Современник“ нынешнего года я еще не читал, но надеюсь, что найду в нем тот роман „Капитанской дочери“, о котором извещал меня Виельгорский…»

До настоящего времени о зарубежном архиве Козловского ничего не было известно. В Остафьевском архиве имеются некоторые документы, связанные с Козловским. П. А. Вяземский прилежно собирал этот материал и на закате своих дней намеревался его опубликовать, но его планам не суждено было осуществиться.

Я долго, старательно, но безуспешно разыскивал в найденном архиве дневник Козловского. Об этом таинственном дневнике известны по крайней мере два авторитетных упоминания. Вяземский упоминает о «записках» Козловского и даже приводит из них отрывок, посвященный великому князю Николаю Павловичу, будущему императору. Гроссман также пишет о дневнике Козловского и приводит из него целый отрывок, посвященный разговору Пушкина и Николая 8 сентября 1826 года. Вот как пишет об этом автор: «Дополним эти скудные сведения [о царской аудиенции] рассказом о первой беседе царя с Пушкиным, не известным до сих пор в русской литературе. Он был сообщен Николаем I одному из „остроумнейших европейских дипломатов“ (так впоследствии характеризовал его Бальзак), князю Козловскому, который пользовался признанием и в русских литературных кругах… Естественно, что он интересовался биографией знаменитого русского поэта, а как видный дипломат получил возможность беседовать на эту тему и с царем. Разговор с Николаем I он занес в свой дневник, откуда эта страница попала в шестидесятых годах во французскую печать». Далее Гроссман цитирует эту страницу из дневника Козловского по книге Поля Лакруа^[13]. В этой книге никаких дополнительных ссылок на дневник Козловского нет. Столь авторитетные свидетельства не оставляют сомнений в том, что какие-то записки Козловского существовали. Но среди документов Национальной библиотеки их не оказалось.

Жизнь Якова Николаевича Толстого (1791–1867) в известном смысле была прямой противоположностью жизни П. Б. Козловского. В судьбе этих двух совершенно непохожих друг на друга людей было только одно общее — дружба с Пушкиным.

Поздним теплым вечером лета 1819 года от ярко освещенного подъезда дома братьев Всеволожских отъехали дрожки. В них сидели двое молодых людей, один — в штатском, другой — офицер. Дрожки направлялись в Коломну. Белые ночи были на исходе. В домах вдоль Фонтанки гасли огни. Молодой человек в штатском дремал. Офицер, напротив, был возбужден и декламировал стихи:

В моих стихах излишество слога

Резцом своим ты отколи

И от таланта хоть немного

Ты своего мне удели!

На что мне длинное посланье?

Твоих стихов десятка три —

Вот, Пушкин, все мое желанье,

Меня ты ими одари!