Из жизни авантюриста. Эмиссар (сборник)

Я только могу вам рассказать о его прошлом, – добавила хозяйка. – Вы, небось, знали покойную президентшу, была это особа добрая, уважаемая, но очень несчастная. Отец нынешнего президента, человек достойный и честный, был в то же время самым невыносимым существом под солнцем.

Имел припадки гнева, которые отбирали у него сознательность, бушевал без причины. Не имел над собой ни малейшей силы – жить с ним было постоянным мучением. Когда он умер, жена его очень оплакивала, но даже вдовство должно было быть ей наиболее милым, чем та ежедневная борьба, в которой нужно было каждую минуту усмирять, защищать, заслонять мужа.

Измученная, оставшись с одним сыном, президентша занялась усердно его воспитанием. Навязали ей гувернёром для ребёнка некоего Мурминского – не знаю точно, что с ним стало. Я знала его, был это человек милый, талантливый, мягкого характера, а, так как в то время десять лет воспитанием занимался, отлично понимал, как мальчиком управлять.

Не могу вам сказать, сколько в том правды, – начала тише докторова, – но люди начали поговаривать, что президентша в него влюбилась, он – в неё и т. п. Семья начинала беспокоиться… На второй год, несмотря на разные убеждения, советы и напоминания, президентша с сыном и гувернёром выехала в Италию на несколько месяцев. Считалось, что когда вернулись, Мурминский был в доме на более близкой стопе и почти всем управлял. Тогда великий ужас, испуг и интриги всего рода, дальних и близких, отравили президентше жизнь. Держалась одна против всех… Любила его, в этом нет сомнения. Измучили её вконец, так, что под предлогом здоровья отправила мальчика, Мурминского с сыном, за границу… Он ушёл с их глаз… но она постоянно ездила к сыну и к нему…

В это время как-то очень быстро появился сиротка, вроде бы кузен, племянник… или там какой-то дальний родственник гувернёра… Тадзио Мурминский, которого президентша взяла на воспитание и занялась им так заботливо и показывала ему столько любви, словно был её собственным ребёнком.

Тут докторова ещё понизила голос:

– Разве вы не заметили того, о чём мне говорили, что тот Тадзио как две капли похож на президента?

Профессор задумался.

– В самом деле, – сказал он, – это два разных лица, но тип един. Люди на первый взгляд непохожие друг на друга, а по одному каждый из них напоминает другого.

– Ходили разные вести, что президентша тайно замуж за него вышла и только навязчивой семье обещала, что сохранит это в тайне… Мурминский воспитал президента, который его терпеть не мог, потом показывался тут иногда, жил – докучали ему неизмерно. Начал бывать всё реже, президентша отправилась путешествовать за границу и… и что с ним стало – никто не знает. Не слышно было, что он умер.

Тем временем Тадзио, от которого семья также ревностно хотела отделаться, старанием президентши воспитывался, как паныч. Нежила его, забывалась и компрометировала себя этим ребёнком, которого повсеместно считали её собственным. Сегодняшний пан президент, на несколько лет старше, пылал настоящую ненависть к этому сопернику, который у него отбирал материнское сердце. Но ни усилия родни, ни взрывы сына, ни смогли вынудить президентшу к отречению от воспитанника. Только когда он вырос и в опеке не нуждался, она выслала его, оплакав расставание, за границу. Что с ним сделалось потом, уже не знаю.

Президент дошёл до совершеннолетия.

Он всегда уважительно относился к матери, но любовь, что должна была соединить с ней сына, была вырвана из сердца по причине воспитанника. По поводу этого таинственного брака и мезальянса, который был всеобщим слухом, президент требовал от матери, чтобы однажды открыто объявила, что это всё было ложью. Кажется, она отказала сыну, что больше, в разговорах была так неосторожна, что часто наполовину признавалась во втором муже и сыне. Родня по этому поводу, испуганная компрометацией, начала распускать новости, что президентша от невралгии получила лёгкое безумие и то, что говорила, от этого.

Один Бог знает, что выстрадала эта женщина, была грустная, несчастная и редко её кто видел иначе, как с заплаканными глазами. Собственное имущество обременила значительными долгами и догадывались, что сделала их, чтобы обеспечить второго сына. Пока только позволяло здоровье, она выскальзывала, несмотря на просьбы сына, за границу. Начали распускать вести, что тому воспитаннику жилось очень плохо. Бедная женщина тонула в слезах… Страдание её и судьбу покрывает тайна. Мы знаем только, что, чувствуя близкую смерть, она позвала старичка каноника или прелата Еремея, который, возможно, до сих пор жив. Президента не было дома, когда он прибыл, рассказывали, что она отбыла долгую исповедь, слуги болтали, что отдала ему какие-то бумаги, деньги.

На этом кончается моя история, – закончила докторова. – Стало быть, видите, профессор, что я имела причину просить вас, чтобы президенту о Тадзе не напоминали.

– А я, благодетельница, – прервал профессор, – был такой упрямый, что спросил его и разгневал.