Из жизни читательницы

– Вся жизнь учителя – сплошной бег! – вздохнула Людасик. Мы расположились, как обычно, в углу у окна за моим личным столиком, отделенные ото всего мира поворотом ключа и тремя книжными стеллажами. – Или бежишь к восьми, на первый урок. Или к полвосьмому, на дежурство. На уроке то же самое: то опросить не успеешь, то объяснить, то в журнал записать. А моя теть-Света, тоже учительница, всю жизнь завтракала стоя, боялась опоздать. Представляете? Кроме, может, воскресений... Так и отпечаталось в памяти – я собираюсь в первый класс, бабушка печет оладушки для любимой внучки, а теть-Света, одетая уже, стоя глотает чай. И все привыкли, вроде так и надо... Она разведенная была, жили тяжело, нуждались, конечно. Часов всегда набирала под завязку, а тетради, понятное дело, проверять не успевала. Ей Надька, дочка, с третьего класса помогала. А мне не доверяли – маленькая! А я выросла и в отместку – туда же, в педагогический...

– И все-таки у нас учитель – по определению святой, – предположила я. – «Учитель! Перед именем твоим позволь смиренно преклонить колени...» И все в таком духе. А ежели шаг вправо, шаг влево – выходишь из образа.

– Хорошо софгенская племянница сказала, – заметила Римус. – Она у нее тоже историк по образованию, но на работу устроилась с умом – в частную прачечную. А однажды у нас Ирка в декрет уходила, помните, часы освободились? Ну, Софген и пустилась свою Нельку обрабатывать – призвание, то-се, разумное-доброе-вечное... Уже и расписание для нее выбила – три дня в неделю при пятнадцати часах, одна смена! Без классного руководства! Видели вы такое?! Так эта Нелька ей и говорит: извини, мол, любимая тетя, но если учителя работают за такую зарплату, так они вообще не имеют права преподавать. Их к детям подпускать нельзя! Понятно вам, дорогие мои, что народ о нас думает?

Мы покорно покивали.

– И может быть, народ где-то прав, – резюмировала я.

– А я, слушайте, привела своего Одинцова к новому психологу... – вспомнила Людасик.

– Одинцов – это кто? Который в десятом, с красным сотовым ходит? – уточнила Римус.

– Да нет, это из моего девятого, который на всех уроках монстров рисует. Привела к психологу...

– Подождите! Разве у нас уже и психолог есть? – удивилась я.

– Скоро месяц как! Ты у нас, Марыська, вообще вознеслась – ничего не замечаешь! Приятная такая психологиня, голосок нежный-нежный. В продленке сидит... Ну, являемся мы к ней. Она послушала немного, как Одинцов бубнит, что-то записала и велела прийти через неделю. А меня задержала. Поговорила еще немного о всякой ерунде и заявляет: «Я вижу, у вас тоже есть проблемы, и достаточно серьезные! Думаю, вам стоит отвлечься, может, даже поехать куда-нибудь... И не забывайте: даже самая любимая работа – это еще не вся жизнь человека!» Выходит, с первого взгляда видно, что у меня не все дома! – пожаловалась Людасик.

– А ты ей не сказала, что у учителя сейчас всего два пути? – поинтересовалась Римка. – Или сойти с ума на любимой работе, или махнуть на все рукой? И ты, видимо, двинулась по первому. А вот лично я, например, все пытаюсь раздвоиться. Как обезьяна в анекдоте про умных и красивых...

– Ой, закисли мы совсем, бабы! – ужаснулась вдруг Людасик. – Ни одной красивой мысли в голове! Хоть бы ты, Марыська, что-нибудь повеселей рассказала! Ты же у нас теперь в элитных кругах вращаешься! Ну-ка!

И обе они уставились на меня в уважительном ожидании.

– Ну-у... Что вам сказать? – Я добросовестно сосредоточилась. – У нас в элитных кругах, конечно, все и умные, и красивые! – Но, подумав, созналась: – Хотя, знаете, тоже не без проблем...

С утра мне было не по себе. Так вот иной раз сидишь за рабочим столом, искренне пытаясь оформить бланк заказа учебников на будущий год, а учителя, сами уже издерганные за учебный год, назло издеваются, сбивая тебя с толку рассуждениями вроде: «Ладно, пишите уж на седьмой класс программу Кутузова... хотя чем он лучше Коровиной, я не понимаю! Пишите, ладно, на седьмой Коровину! Какая разница, если все равно учебников не дадут! Хотя мне, знаете, сейчас некогда... А может, я зайду после уроков?» И вот, проводив очередную коллегу, тоскливо вздохнешь... И вдруг оглянешься и увидишь, как серо-сиреневые тучи снова обложили небо и неподвижно замерли складки оконных штор, а книги прижались друг к другу молча, плотно, словно партизаны перед расстрелом, – и ни с того ни с сего накатит на сердце совершенно ниоткуда взявшиеся тоска и даже страх, от которых только вскочить бы на ноги и умчаться что есть силы куда глаза глядят!

Но никуда я, как водится, не убежала, а дисциплинированно досидела до конца рабочего дня, доехала до дома на троллейбусе, зашла в гастроном за хлебом и только потом дала себе волю – занялась полезными для НАШЕЙ ЖИЗНИ делами. Поскольку ничто лучше не могло успокоить меня!