Из жизни двух городов. Париж и Лондон

Помимо того что в названиях магазинов были использованы французские слова (например, парикмахерская называлась «Tête» — «Голова»), их выбор был явно продиктован общепризнанным мнением, что Париж — столица «игрушек» в «лондонском» смысле этого слова: игрушками в то время называли любые безделушки, не имевшие практического применения и ценные лишь внешним видом. В одном киоске на пустую стойку положили лишь два воздушных змея — возможно, просто в шутку, поскольку запуск воздушных змеев тоже ассоциировался у англичан с глупыми и бесполезными «французскими» занятиями. Париж изобретал свои «французские штучки» быстрее, чем мог придумать им названия, что привело к появлению английского слова kickshaw (от французского quelque chose, «кое-что»), означавшего пустячок, легкомысленную безделушку. Французское слово nouveauté (новинка), вошедшее в обиход в девятнадцатом веке, еще лучше передало суть «штучки», ценность которой состоит лишь в ее необычности и новизне.

Гостиную в Мэрилебоне освещали люстры с разноцветными абажурами: один уголок был обставлен мебелью à la «английское кафе» в Париже. Однако «мадам», игравшая роль хозяйки заведения, подверглась критике со стороны публики за отсутствие должной живости в общении. По словам газетных журналистов «даже квакер мог бы поклясться[17], что она никогда в жизни не видела Кале». В течение следующих недель устроители дополняли «шоу парижских бульваров» все более «достоверными» деталями. Гостям представили другой Париж: Бульвар дю Тампль, входившие в моду улицы Сент-Оноре и Елисейские Поля — с их прямыми, как стрела, перспективами, широкими мостовыми, новомодными магазинчиками, кафе и другими местами отдыха. По свидетельству очевидцев, один французский джентльмен подтвердил сходство декораций с оригиналом, воскликнув при виде макета родного города: «Мой бог! Я дома!». Правда, он тотчас же добавил: «Впрочем, мне это показалось лишь на первый взгляд — все выглядит немного не так, как дома». Для Мерсье, Рутлиджа и других просвещенных литераторов 1780-х годов, идеальным городом представлялся некий гибрид Лондона и Парижа, а возможно, и некий гипотетический мегаполис, несший в себе черты и того, и другого. И по мере того, как путешественники все чаще курсировали от одного города к другому, два города, изначально выступавшие ярыми соперниками, постепенно начали сливаться в один как в реальности, так и в печатных изданиях, и даже в умах горожан. Мерсье в своих «Параллелях» жонглирует названиями городов так стремительно, что читателю приходится лишь задаваться вопросом: а что же такое есть на самом деле «Лондон» и «Париж»? Точки на карте? Дворцовые ансамбли? Или общность людей, объединных историей и культурой?

В одном месте Мерсье, говоря о Лондоне, пишет, что «в девяноста лигах от Парижа есть Париж иного рода». В другом пассаже он утверждает, что многие лондонцы на самом деле чистой воды парижане: взять, к примеру, французских протестантов, «гугенотов», бежавших из Парижа после отмены Нантского эдикта в 1685 году![18] Эти бывшие парижане воевали в Ирландии под знаменами Вильгельма Оранского и «принесли много пользы Лондону» своей храбростью и боевым искусством. «Так что же, — вопрошает Мерсье, — кто же они на самом деле: лондонцы или парижане?» Идеальный ville policée находится не в Лондоне и не в Париже, а в том невидимом городе, который является одновременно частью и того, и другого. Как можно описать этот город, этот «Париж иного рода», совмещающий в себе черты обеих столиц, реальность и фантазию? Это «упорядоченный» город, где господствует хаос. Его населяют рафинированные сливки культурной Европы — и отчаянные бунтари. Он представляет собой образец элегантности и вкуса — и столицу пошлости, безвкусия и грязи. Именно об этом городе пойдет речь в книге.

Рис. 6. Террасные здания на Картрайт-стрит.

Глава первая Беспокойный дом

В 1789 году, накануне французской революции, Анри Декран опубликовал двухтомный труд под названием Un Parisien à Londres («Парижанин в Лондоне»), целью которого было, во-первых, провести параллели между двумя европейскими столицами, а, во-вторых, помочь дельными советами французам, желающим посетить Англию, и, в частности, Лондон. Тогда, как, впрочем, и теперь, самым броским контрастом между двумя городами было направление застройки: Лондон разрастался вширь, в то время как Париж рос густо и вверх. По словам Декрана, дома в Париже строились минимум в четыре-пять этажей, часто достигая даже шести-семи, в то время как высота типич-ного английского жилища не превышала трех-четырех этажей. «В нашем городе люди живут друг над другом, — пишет Декран, — в одном доме может проживать до восемнадцати семей, в то время как в Лондоне террасный дом занимает одна, самое большее — две семьи».