Из жизни фруктов

Удар сокрушительный -- ноги у Чугунниковой действительно подламываются, однако она все еще цепляется за старую легенду.

-- Но вот его фотография, -- мертвым голосом произносит она. -- Вокруг его вещи. Он не писал писем, потому что по роду службы...

-- Мама, очнись! Ты слышишь, что тебе говорят?! Я была вчера в Барвихе у одной девочки. Ляпнула про дачу. Меня подняли насмех! При Саше, при всех! Дачу построила знаменитая писательница, потом купил знаменитый артист. Назвать фамилии? -- Ленку корчит от воспоминания о пережитом унижении. -"Наш дивный дом в Барвихе"!..

Мать сидит оглушенная, молчит.

-- Остальное мне объяснила вкратце тетя Вера.

-- Мерзавка... -- без выражения произносит Чугунникова.

-- А ты маньячка, сумасшедшая. Ты же плакала, когда мы туда ездили! Привезла показывать: "Вот здесь ты училась ходить...", смотрела на чужой дом... До сих пор помню, как ты горько плакала. О чем? Ну скажи мне, о чем?! Мама!

Чугунникова отзывается не сразу.

-- О том, что ничего... ничего этого не было... -- скрывая слезы, Чугунникова разбитой походкой идет к серванту, наливает рюмку коньяку, но, не выпив, ставит обратно. Спрашивает с мучением: -- Тебе нужна правда?

-- Да. Что с отцом? Кто он?

-- Кто? Студент. За ним следом я и пошла в Плехановский... Мы должны были расписаться. И тут... тут он дал задний ход. Мы, говорит, молоды, зачем связывать себя ребенком... то есть тобой. А у меня, слава богу, не поднялась рука. -- Она выпивает рюмку, и в ее тоне появляются вульгарные нотки. -- Мой красавчик захотел в аспирантуру, подкатился к деканской дочке. Меня побоку с моим пузом.

-- Ты так специально? Чтобы стало больнее?

-- Хочешь, чтобы я билась об стенку? Этим, доченька, я долго занималась. Ты представляешь, что такое мать-одиночка?..

-- Неужели ты не могла выйти замуж? Одну тебя, что ли, бросили! До того банальная история! -- в голосе Лены и жалость и презрение.

-- Банально то, что случается с кем-то другим. А когда с тобой, это трагедия... Мне не встретился человек, за которого хотелось бы замуж. А кроме того, дать тебе отчима...

-- Ну ладно, ну не вышла. Но зачем такой-то, бутафорский?! -показывает Лена на фотографию.

-- Нет, ты не понимаешь. Когда ты была маленькая, смотрели по-другому, стыдились. Вам выдавали позорную метрику с про-черком в графе "отец". Все про таких детей знали, и в садике и в школе, это было пятно... Никогда не скажу, чего мне стоило, но ты стала законной генеральской дочкой. И выросла гордая, без комплексов.

-- И ты год за годом, год за годом... Материнский подвиг, да? А каково мне теперь? "Папин письменный стол", "папино кресло", "папина фуражка", "папин стакан", "папин день рожде-ния", "наша фамилия", "традиции семьи", -она останавливает-ся, задохнувшись. -- Да здесь каждый стул лжет! Видеть не могу!

-- Давай все сменим? Хочешь? Все до последней кнопки! -- Чугунникова зажигается надеждой увлечь дочь. -- Эту рухлядь -- вон. Самой надоело. Все по-новому. Сюда -- стенку... Сюда -- угловой диван... Медвежьи шкуры. Декоративный камин сложим. Хочешь?

-- Где ты наберешься денег...

-- Не твоя печаль! Все сделаю! -- на лице Чугунниковой уже пробивается улыбка, она не замечает, что потеряла осторожность и переборщила, "покупая" дочь.

-- Мама, а на какие вообще доходы мы шикуем? -- медленно спрашивает Лена. -- Раз не было генеральского наследства... раз ты не продавала громадную дачу... а мы все живем и живем, восемнадцать лет на нее живем... шубы покупаем... за бешеные деньги встречаем Новый год...

-- Разве это бешеные, дочурка? Бешеные -- когда совсем другое число нулей.

Но Лена не слышит, смотрит широко открытыми глазами.

-- Я даже не задумывалась, какая у тебя зарплата... Мама?!

* * *

Время поджимает друзей. Сколько еще рискнет Саковин удер-живать материал в рамках служебного расследования?

-- Как у тебя, Зиночка? Много оказалось Старухиных? -- спра-шивает Пал Палыч.

-- Нет. Росчерк отработанный. Выполняется от начала до конца единым штрихом. Во всех элементах идентичность. Так что фальшивок я не нашла.

-- А еще что? -- Пал Палыч чувствует, что она не договорила.

-- Да есть попутное наблюдение... -- Кибрит берется за под-шивки, лежащие на столе. -- Акты оформлены аккуратно. Под-пись Старухина обычно строго в линеечку. Вот: "Лобов -- Старухин", "Лобов -- Старухин". Но в некоторых случаях, погляди: здесь выше строки полезла, а тут ниже... или вот -- косо...

-- Нетрезвый?

-- Тогда при увеличении было бы видно, что нарушена коорди-нация движений. Я сидела и думала... По-моему он не всегда подписывает с остальными. Где-то в другом месте, где не очень удобно или плоховато с освещением.

Носят на подпись? -- прикидывает Пал Палыч. Правдоподоб-но. Наспех подмахнул на лестнице или в подъезде... Он связывает-ся с оперативным отделом, просит спешно выяснить, что и где Старухин.

А пока решает прибегнуть к помощи зампреда Комитета на-родного контроля. Зная положение Пал Палыча, тот держится подчеркнуто внимательно.

-- Петр Никифорович, я встречаю на базе упорное сопротивле-ние. Вплоть до провокаций против меня. Вы, вероятно...