Из жизни и фантазии

— Вставайте мужи, полноте вам дремать над фолиантами. Я Мили-Кили, певец и музыкант лесов.

Тогда один из ученых мужей обратился к нему с гневом:

— Ты Мили-Кили, докажи нам это. На каком языке ты говоришь, и какие диалекты у вас.

Другой прервал первого и сказал:

— Ты как сюда попал, в общество избранных перстом судьбы, не сдавши экзамена по языкам, на которых говорили в древности, или вовсе никто и никогда не говорил.

Третий, маститый старец, прибавил: «Своим появлением и делами нарушаешь ты логическую связь наших мыслей. Ты не должен существовать. Мы уже сковали цепь понятий и охватили мир, и тебя не было там, в звенья этой цепи мы сковали мир, и он уснул, но лучше спящая логика, чем разрозненные дела жизни».

Мили-Кили улыбался; просвещенный Паном, богом лесным, он все понимал.

«Перестаньте мужи, он сказал, не мир (он жив!), а себя сковали вы, заморозив свой малый мозг. Остудили кровь свою в сердце. Проснитесь и подышите утренним воздухом, взгляните на небо, как дети, идите в леса и поля, забудьте, что мудрецы вы, ибо вы безумнейшие из живущих на этой земле».

При этих словах поднялся гвалт. Ученые зашумели. Когда они умолкли, Мили-Кили, взявши за руки свою спутницу Гариенну, вышел из зала. Когда он выходил между столами, старцы молчали, и стук его шагов долго раздавался…

Когда же он исчез, мудрецы заговорили снова: прения возникли о том, возможно ли логически или невозможно происшедшее событие.

Мили-Кили и Гариенна шли по улицам.

При приближении звуков его арфы пробуждались люди и кони. Оживлялся город. Между тем великое солнце восходило и пурпуром покрывало крыши домов. Суета просыпалась повсюду. Все побежали с того места, где их зловещий, роковой сон захватил; к тем же целям устремились они, к чему и раньше стремились… Спешили ужасно все, не глядя друг на друга; они были подобны сумасшедшим.

Никого ничто не занимало, кроме одних и тех собственных дум, которые гнездилися в извилинах мозга.

— Гляди, гляди, Гариенна, как эгоистичны они, говорил Мили-Кили. Один на другого не смотрят, толкают друг друга и ругаются…

Напрасно, может быть, вернул я к жизни музыкой звуков, данной мне хозяйкой леса, мудрой Киликандрой? Не уйти ли нам отсюда, от этих, холодных, узких, запертых в себе, недоступных для лучей любви, людей, которые опять заморозят друг друга в скором времени.

— Подождем два дня. Королевский бал состоится сегодня или завтра вечером… Мы так ждали его. Там будут иностранные принцы, говорила Гариенна…

— Нет, краса великого города, подальше от принцев и всех прочих земных божков должен держаться безумный Мили-Кили, наивный игрок на арфе. Прощай, мы люди разные и пойдем в разные стороны. Конечно, твои голубые глаза останутся в моем сердце…

И быстро рванулся Мили-Кили к окраине города и, о многом размышляя, прошел, он мимо башен городских ворот.

На перекрестке дорог остановился он и поклонился великому Северу. Вспомнил он ту избушку, где родился, откуда любовался еловыми лесами и отдаленными холмами, на которых красовались зеленые озими, где ярче ему сияли небесные звезды. Затем направился к южному морю; прибыл на высокий берег, где росли тенистые акации и кудрявые ореховые деревья, и изумленным взором осмотрел широкое море… Оно лежало пред ним, отдаленным, синим полукругом.

Три дня он здесь играл и три ночи, думая о жизни земной, и о далеких путях своих, по которым он шел. Море выше и выше поднимало свои волны, наслаждаясь его музыкой…

Наконец, человеческой речью оно провещилось:; «Мили-Кили, тесно в моих земных границах и душа моя стремится в далекие небесные пространства, туда, где кометы и клочья туманной первоматерии блуждают по небесным полям: тяжко дышит грудь моя от земных страданий и тесноты».

Ветры ударили в струны Мили-Кили и сказали: «мы разбежались, чтоб высоко, высоко взлететь над долью земною; наскучило нам кружиться здесь внизу, бороздя пески и моря. Хотим устремиться к одной точке мира».

А Мили-Кили все вдохновеннее и вдохновеннее играл. Волосы его развевались ветром на берегу вечно шумящего моря. А он божественно, безумно играл, неустанно, беспрерывно.

Наконец, Эол, отец ветров, поднял на крыльях его и унес в мировое пространство из земной тесноты.

* * *

В тихий вечер, на заре, в дремучем лесу или на берегу моря слышны тихие божественные звуки арфы Мили-Кили. Он там в эфире играет, оглашая горницу Вселенной бесконечно-сладкими звуками.

Мили-Кили, Мили-Кили!

Звуки природы

Сидел я у широкого моря. Синие сумерки утра покрывали влажную землю. Тихая музыка раздавалась в недвижном воздухе. Кто-то на нежной флейте играл священный гимн светлой природе; тысячами листьев зеленая роща шелестела в голубой дали.

Море издавало задумчивые звуки, ударяя в берег синими волнами. Огромное солнце взошло из-под далекого моря… и зажглося красным кругом над водной гладью. К звукам флейты присоединились трубные звуки и громче заиграли воздушные хоры.

Соборы птиц запели на тенистых ветвях, качаясь в дубраве и с лепетом волн их звуки слилися… Легкий ветер подул с влажного моря и сильнее зашумели прибрежные ивы.