Из жизни императрицы Цыси. 1835–1908

Слуги связали китаянку нос к носу с евнухом и по приказу фаворитки начали бить их бамбуковой лучиной — бить жестоко, с оттяжками, после каждой из которых на теле показывалась кровь. Девушка кричала и плакала, но на двухсотом или трехсотом ударе замолкла, потеряв сознание. Тогда служанки достали из колодца воды и облили несчастных. Девушка снова застонала. Орхидея велела развязать ее, снять с нее туфли вместе с бинтами и, подгоняя бамбуковой лучиной, заставила ее ходить босыми изуродованными ногами. Каждый шаг стоил девушке нестерпимых мучений, однако Орхидея сочла, что жертва ходит слишком медленно, и велела протащить ее бегом по дорожке, посыпанной острым щебнем. Девушка истошно кричала, а потом не выдержала, повалилась на щебень коленями и снова потеряла сознание.

Все вокруг было залито кровью. Брезгливо померившись, Орхидея велела утопить жертву в пруду, и с тех пор едва ли не каждый раз, когда император отсутствовал, она ловила очередную китаянку, пытала ее, а затем топила. Некоторые девушки, боясь пыток, подкупали евнухов и бежали из дворца; другие вешались или сами топились. Словом, очаровательный Парк радости и света превратился в кромешный ад, где стенали духи и завывали черти».

Далее романист описывает, как император узнал о зверствах Орхидеи и даже хотел казнить ее, но она ловко оправдалась перед монархом. И хотя этот эпизод вроде бы не имеет прямых документальных подтверждений, я все-таки помещаю его для историков (не говоря уж о других читателях), потому что не раз убеждался в большой достоверности книги Сюй Сяотяня.

Цитируемый роман, по существу, не противоречит историческим данным: с помощью авторского воображения, вполне естественного и даже необходимого для художественной литературы, он лишь дополняет реальные факты, добавляет к ним новые яркие подробности, помогающие почти осязаемо ощутить атмосферу жизни не только в маньчжурской империи, но и в Китае последующих времен,

ПОЯВЛЕНИЕ НАСЛЕДНИКА

Разделавшись со своими соперницами, Орхидея, как говорится в «Сказании о тринадцати маньчжурских императорах», «вдруг обнаружила новое доказательство своей силы: оказывается, она забеременела от Сяньфэна, причем за неполный год сожительства с ним. До этого Сяньфэну не приносили успеха даже многие годы, а к императрице Цыань, единственно способной родить ему законного наследника, он почти не приближался, отталкиваемый ее чрезмерной строгостью. Главная надежда теперь была на Орхидею. Если она родит мальчика, то ему, пожалуй, можно будет передать престол! Охваченный такими мечтами, император еще больше полюбил свою фаворитку и исполнял все ее прихоти.

Как многие беременные, Орхидея часто капризничала, испытывала тошноту, но кроме беременности тут были другие причины: убив немало китаянок, она начала бояться привидений и ночью внезапно просыпалась от ужаса. Ей чудились стенания усопших; плод во чреве иногда казался вовсе не ребенком, а вселившимся туда дьяволом. Между тем живот ее все рос, и близилось время, когда она на несколько месяцев перестанет быть желанной для императора. „Кто может поручиться, что он не вернется тогда к своим любимым китаянкам? — лихорадочно думала она. — Надо во что бы то ни стало оторвать его от этих оборотней!“

Вскоре, лежа с его величеством на одной подушке, она посоветовала ему вернуться в зимний дворец, чтобы повидать жену, которую он давно не навещал, и больше заняться государственными делами. Сяньфэн терпеть не мог всяких бумаг и официальных приемов, но своей любимице отказать не мог — тем более что она твердила ему каждый день: „Не надо давать чиновникам оснований говорить, будто я околдовала ваше  величество и оторвала вас от дел правления, даже от супруги. Какими глазами я взгляну в лицо ее величества, если обо мне пойдет такая молва?“

С этими словами она заплакала, и Сяньфэн, не выносивший ее слез, тотчас на все согласился. Через три дня они уже переехали в зимний дворец, чему сановники действительно были очень рады. Не потому, разумеется, что они были так обеспокоены своей службой, а потому, что этого им приходилось каждый день ездить на аудиенции из города в Парк радости и света, то есть за сорок ли.[14] Вставать они были вынуждены чуть ли не в полночь, чтобы в коляске или верхом поспеть на место до петушиного крика. Аудиенция устраивалась на рассвете. Передав свои доклады императору и получив его распоряжения, сановники возвращались в город. Ни снег, ни дождь, ни холод, ни жара не могли их задержать, и легко представить, как выглядела в непогоду дорога, изъезженная сотнями чиновников. Естественно, что теперь они в душе благодарили Орхидею, разведав, что именно она избавила их от этой напасти.