Из жизни ёлупней

Зрители разошлись, не особенно заскучав. А организаторы, чувствуя, что за все перенесённые лишения положена сатисфакция, купили на деньги сочувствующей идеям ассоциации Маргариты Ждановой два «огнетушителя» «Колхети» в ресторане «Томск»; выпили их на угодьях ботанического сада за железнодорожной насыпью. А потом, с пьяной Маргаритой на руках, прибыли на Каштак к Рюмочке Позднякову на именины, где всю ночь веселились, роняли с балкона вещи, прятали друг от друга бутылки, а от Толика Скачкова, взалкавшего, – бесчувственное и невинное тело Маргариты, а Макс даже чуть с одним ёлупнем не подрался (по фамилии Кретов). Лично меня утро нашло без сил.

На следующий – 19 мая – день была запланирована в «Октябре» только «Тройка гнедых», реанимированная группа левых поэтов: Батурина, Лисицына и Филимонова. Поэтому все отдыхали, а А.Ф. болел с похмелья. В полседьмого, выкушав для подкрепления бутылочку яблочного сока, он уселся в кассе «Октября» и приготовился продавать билеты. Вновь пришло несколько своих, которые прошли

так. Десяток праздно пришедших в кино людей мне всё же удалось переманить на наше «мероприятие». К сроку Филимонов сломался и пошёл наверх прочищать горло. Лисицын не прибыл, поскольку задержался на строительстве свинарника, и, таким образом, группу левых поэтов реанимировать не удалось, посему М.Б. и А.Ф. своих виршей решили не читать, а развернуть перед господами публикой ретроспекцию русского авангарда: имажинисты, Вагинов, Кручёных.

Особенно публику порадовал Алексей Кручёных (1886–1968). Закончив, отправились к Пете Слепкову, ценителю и собирателю всяческого авангарда, что напротив бани на Советской, и пили спирт с клубничным вареньем и чаем. А потом штурмовали комнату на втором этаже общежития, временно уступленную Максу одним студентом литинститута.

Провели там весёлую ночь, в результате чего Макс втрескался в Таню насмерть, променяв на неё Кублинскую, которая отошла к Толику. «Ты в поля отошла без возврата» (А. Блок).

XXVI

В Ленинграде 8 июля 1989-го проснулись на матах. Я вышел из спортзала и курил, глядя в стену. Новые походы по Питеру представлялись полным бредом, и всё, что за этим днём последует, – тоже.

Поднялся сильно помятый Борька. После умывания стало чуть полегче. Позавтракали недёшево и невкусно в столовой на Гаванской. Макс её сначала принял за Гава нскую и очень удивлялся, тем более что там ещё и проспект одноимённый есть.

Приехали на Невский на метро и попёрлись по жаре к Зимнему, заходя чуть не во все магазины подряд. Но не купили ничего, кроме определителя нитратов коопизготовления и трёх экологических значков: из любимой Максом серии «Берегите» – горный баран чубук, из серии «Фауна Сибири» – лось сохатый и рысь. Да ещё в Лавке писателей новый сборник Сосноры взяли. На мосту через Фонтанку Борька разулся и завернул ботинки в свежий номер «Ленинградской правды». Добрались до Центрального переговорного пункта, что у арки Генштаба. Макс, не потерявший ещё безумной надежды найти любимую девушку, принялся названивать в Томск её родителям, чтоб узнать её питерский адрес. Тщетно…

XXVII

Очень сильно трясёт. Пишу в поезде Волоколамск – Ржев.

Скачков нас фотографирует – меня, Борьку, Люки.

Мы в вагоне одни.

Проводница рассказывает о том, что завтра в Волоколамске – конец света.

Едем в Ригу. Страшный дождь и моррисоновская гроза.

Макс, подкошенный невстречей с Таней, остался отмокать в Зеленограде у Коблова.

А мы сидим во Ржеве, обтекаем.

В скорый до Риги нас наотрез не взяли.

Хотя какая-то алчная баба запросила 15 рублей до Великих Лук с лица (!!), но потом и сама опомнилась. Хотя билетов не отдала.

Потолкавшись в очереди, взяли четыре плацкарты до Великих же Лук за госцену (5 инфлянков).

Обнаружили в расписании феерический поезд № 185, «Москва – Рига».

Цитирую по расписанию: «Ржев: прибытие – 3.27, отправление – 3.35; прибытие на конечный пункт (т. е. в Ригу) – 21.09».

Медленнее ходит, наверное, только «Белый Яр – Мариинск».

По ходу дела (в смысле – поезда) удалось побывать на Волоколамском вокзале. Страшный шухер на бану.

Привокзальная площадь покрыта ровным слоем грязи.

Имели стычку в дверях магазина «Продукты». Она стояла наотрез.

А времени было без десяти до закрытия.

Мы просительно кричали, что голодны, – она парировала: «Мы тоже».

Было яркое доказательство несостоятельности

абстрактного гуманизма противу простого насилия.

На мой вопрос: «Вы что, не человек?» – она ответила: «Нет».

А какой-то мужик, желавший купить курительных палочек,

просто отворил дверь путём рывка.

Она потребовала милицию, мы (интеллигенты собачьи) тоже вошли и были отоварены (печенье, плавленый сыр) под всеобщую перебранку.

Постоянно льёт дождь…

XXVIII

Ленинград.

Вышли из переговорного пункта; не заходя на Дворцовую площадь, поплыли обратно в мастерскую злосчастного уже Гавриленко-брата. Глазели по пути на афиши польского эротического театра «Сексамерон», прочли анонс встречи с журналом «Континент».

В мастерской получили традиционный облом. Напились на улице «Золотистого» напитка, поболтав с юным рыжим продавцом оного.