Из жизни ёлупней

Так я попал на последний этаж и побрёл по периметру коридора. И заметил там стоящую у перил, смотрящую вниз на растения гирлу. Я подошёл к ней. С десяти шагов от неё нельзя было глаз оторвать, а с трёх – уже можно. Я прибился к ней и стал рассказывать на английском языке, что я – гость лазерной конференции из Канады. Понимала ли она меня, не помню. А она была явно наша томская тётка, – кстати, вот так вот сейчас её припоминая, не могу объяснить, какого морского дьявола она там стояла. Постепенно я всё более переходил на русский, объясняя это тем, что учил язык, но плохо помню, и что вообще в Канаде полно русских и украинцев, и что все люди – братья. По-русски я говорил с качественным бруклинским акцентом. Потом она ушла куда-то безнадёжно насовсем, потому что я помню себя бредущим по этажам вниз.

Где-то на третьем этаже я толкнул наугад дверь, и она открылась. Я зашёл. Свет горел. На кровати лежал и спал одетый мужчина, лет сорока трёх, с седоватыми усами. Я сказал ему бодро: «Хэллоу», отчего тот проснулся и вскочил с довольно испуганным видом. Я сказал ему, чтобы он донт э фрейд и так далее, но поскольку я не знал, чего от него хочу, то замолчал. Потом он начал говорить, беседа завязалась (по-английски – «сёртенли»). Я узнал, что зовут его Пол, что он из Флориды, что жена его – полячка и он немного знает порусски. Дальше всё выглядело довольно смешно, потому что я пытался продолжать разговор по-английски, а он со мной – по-русски (правда его русский был больше похож на чешский). И он не мог понять, кто я. Сначала он думал, что я – служитель отеля, и извинялся за то, что уснул, не погасив свет и не закрыв дверь. Я его успокоил, что это всё ерунда. Потом он стал думать, что я – фарцовшчик, но и в этом я смог его переубедить. Но говорил с большим уже трудом, так что он вынужден был дать мне русско-английский/англо-русский словарь системы покетбук производства США, которым я пользовался, подбирая слова.

И вот, представь себе эту картину: сидят два ёлупня пьяных (он тоже, чувствуется, поддал на банкете) и беседуют со словарём! Он, кстати, спросил меня, как я попал в его номер: что, дверь была открыта? Нет, объяснил я, она была закрыта. А как же я открыл её? Я вывел его в коридор и показал, как я открыл её, просто толкнув рукой. И объяснил, что могу так открыть любую дверь. И доказал это на примере соседней двери, которая тоже открылась. Он призадумался. И сказал, что хочет спать, а если я ему хочу ещё что-то важное рассказать, то смогу найти его завтра в компьютерном зале.

Против этого у меня не было аргументов, да, тем более, я от него на самом деле ничего не хотел, и мне, уже несколько протрезвевшему от напряжённых бесед на неродном с детства языке, пришлось ретироваться. В процессе ретирады я хотел прихватить с собой словарь, но фортуна и тут спасла меня: он заметил и с доброй улыбкой вынул книгу из моей тёплой братской руки.

Так я воротился на круги своя – один в коридоре чужой гостиницы, пьяный, без товарищей, судьба которых, уж не помню, волновала ли меня, но то, что они не проникли в гостиницу, – я понимал.

«А где же мой виноградный сок?» – подумал я. Ведь часто вспоминаешь о бывшей у тебя в руках вещи, обнаружив отсутствие её…

Я пошёл на второй этаж, нашёл, примерно, номер, в котором я был в самом начале. Вошёл в него. В номере было темно. Я зажёг свет. На постели спал человек. Он проснулся. Ему явно не было ещё тридцати. Молодёжного такого вида. «What do you want?» – спросил он. Я замялся. Обшарил взглядом номер и обнаружил на столе синий параллелепипед с красными виноградинами. «It is your juice?» – триумфально спросил я, указуя десницею на сок, МОЙ сок. «No, it is not», – довольно растерянно ответил чужестранец. «It is my juice!» – торжественно объявил я, взял сок, помялся, думая, не поболтать ли и с ним о чём-нибудь… Решил, что пусть его спит, погасил свет и вышел.

Спустился на первый этаж. Прихлёбывая сок, прошёлся по саду. Оттуда был виден вестибюль. Там сидели менты. Терять было нечего, и я пошёл на выход. Отхлёбывая сок, поплыл к выходу, не глядя на мужчин в мышиных пиджаках. Но они окликнули меня, и я был вынужден прервать своё гордое шествие. Тут из недр вестибюля выполз мужчина в белой рубахе и в красном галстуке. Я не мог вспомнить, откуда я его знаю. Я не знал, что началась новая жизнь.

«О, привет!» – сказал я ему. «Я тебе дам “привет”!» – ответил он и подтолкнул меня к ментам.

– Значит, так, – сказал полуглавный мент. – В каких номерах был?

– Ни в каких.

– Что делал в гостинице?

– Гулял по саду.

– Значит, так. Если сейчас честно скажешь, как зовут и адрес, мы тебя отпустим.