Из жизни Ксюши Белкиной

– Вы знаете, мы ведь давно уже встречаемся… И работаем вместе… Но вы не думайте – мне ничего такого от него и не нужно было! Только знать, что он есть где-то, что иногда можно побыть рядом – и все… А в ту злополучную ночь я подменилась с той, с другой медсестрой – у меня дочка заболела, мы с ней вдвоем живем… Господи, если б я была рядом, я б сама под этот нож вместо него кинулась! Вы не думайте, Анюта, я и правда на него не претендую совсем – мне того, что есть, вполне достаточно! Я просто люблю его, и все! И он меня любит, я знаю… Только мы никогда не говорили об этом. Так уж у нас получалось… Помогите мне, Анюта! Мне надо обязательно к нему попасть! Нужно, чтоб он знал – я люблю его! Помогите мне, пожалуйста, очень вас прошу…

– Да успокойтесь, Вероника! Не надо так плакать… Ну конечно, я вам помогу! Только как? Меня и саму-то к нему не особо подпускают…

– А можно я ему хоть письмо напишу? А вы передадите…

– Письмо? Ну что ж, хорошо… Пишите свое письмо..

Анюта деликатно отошла к окну, уставилась долгим взглядом на голые деревья тощего школьного скверика, роняющего свои последние скукоженные листочки и смиренно приготовившегося к зимним холодам, потом тихонько повернула голову в сторону Вероники, склонившейся над письмом. Изредка продолжая всхлипывать, молодая женщина торопливо выводила рукой на тетрадном листочке в клеточку дрожащие неровные строчки, распущенные длинные ее волосы почему-то все время падали на мокрые от слез щеки, и она по-детски старательно заправляла их за уши, и они снова непослушно вываливались блестящей русой копной на глаза… «Как в фильме про Штирлица – он там так же трогательно писал для любимой жены записочку … – отрешенно думала Анюта, глядя на нее. – Только гениальной музыки Таривердиева не хватает… Господи, а я, я-то чего делаю?! Как я это письмо буду передавать? И не передать не могу теперь… Прости меня, Анна! От всей души прости дуру слабовольную…»

– Вот! – Вероника старательно свернула вчетверо тетрадный листочек, протянула Анюте. – Возьмите…

– Да, Вероника, я передам… И потом, ему же скоро телефоном пользоваться разрешат – вы ему и позвонить сможете.

– А когда? Когда разрешат?

– Ну, я не знаю…

– Анюта, а можно я пока вам буду звонить? Вы простите, что пристаю, ради бога! Можно?

– Да ладно, чего уж теперь… Пишите номер…

Алеша обрадованно засиял глазами ей навстречу, смотрел, улыбаясь, как она мостится около его высокой кровати, осторожно косясь на штатив с капельницей.

– Ты ко мне, Нюточка, как к родному ходишь, даже чаще, чем Анна с Темкой…

– Так ты и есть мне родной, Алешенька! Родство – это ведь скорее ощущение, а не обязанность, на бумаге прописанная, правда?

– Правда…

– А у меня тут для тебя послание! Вот, возьми…

– Что это?

Алеша осторожно взял сложенный вчетверо листочек в клеточку, удивленно взглянув на Анюту, неловко развернул его свободной от капельницы рукой.

– Вероника тебе письмо написала…

– Вероника? – тут же оживился он, жадно впиваясь глазами в первые строчки письма. – А где ты ее видела?

– Да я-то век бы ее не видела. Она меня сама нашла! Все школы в нашем районе обошла – учительницу литературы по имени Анна искала, которая детей в сентябре на «Чайку» водила… Как меня увидела – сразу будто к матери родной бросилась…

Поняв, что Алеша больше ее не слышит, она деликатно отвернулась, встала со стула и подошла к больничному окну, стала смотреть на такой же, как и в ее школе, чахлый скверик с понурыми голыми деревьями. «А все-таки до чего тоскливый этот месяц – ноябрь! – подумалось в который уже раз. – И не зима еще, и не осень уже… Безвременье какое-то! И в природе, и в жизни… И я вот так же, как эти деревья, все жду чего-то – сама все свои листья стряхнула в одночасье и жду… Скорей бы уж снег выпал! И чего он там так долго свое письмо читает? – осторожно скосив глаза на Алешу, удивилась она. – Чего там читать – несколько строчек всего…»

– Эй, ты где, Алеша? – тихо смеясь и подходя к изголовью кровати, спросила Анюта. – Вернись, я все прощу…

– Нют, помоги мне сбежать отсюда, а?

– Что?! Как это – сбежать? Вместе с капельницей, что ли?

– Да чушь собачья вся эта капельница! Принеси какую-нибудь Кирюшкину одежду, а? Я уже вставать могу сам, вчера пробовал!

– С ума сошел…

– Не могу я больше здесь, Нюточка! Давит на меня эта палата! И прогибаются все, как… Не знаю кто! Поставит медсестра укол в задницу и чуть только не поцелует меня туда же! А другая клизму несет – и книксен делает: извините, позвольте, разрешите такое удовольствие получить… Помоги сбежать, а?

– Не выдумывай, Алеша! Что за глупости? А если у тебя швы разойдутся?

– Да какие швы, Нюта? Я ж тоже медик! Забыла, что ли? Уж сам разберусь как-нибудь со своими швами! Так принесешь одежду?

– Нет, Алеша! Ты лучше попроси Анну – она тебя сама отсюда домой заберет, если уж так приспичило…

– Эх ты, Анютка-лупоглазка… И вроде как умненькая ты бабенка, а не понимаешь ничего! Я ж не из больницы, я ж от Анны и хочу сбежать…