Из жизни военлета и другие истории

— Еще мама говорит, нужно тебе бумагу писать. Мама, папа и все хуторяне твоих не обижали и давали сала, самогон и картошки. И я стала тепя немного люпить. Но это не пиши.

Справку я написал. Был положен в санки и заскрипел снег. Уже под утро я очнулся в палате эвакогоспиталя, без левого голеностопного сустава. Отлетался!

А жар не проходил. Все время мерещилось то местечко с Шлойме-каторгой. Он спрашивал меня, вернусь ли я в кузню. То какая-то женщина, которая все время вытирала мне почему-то ногу.

А однажды приснилось и совсем Бог весть что.

Будто меня привезли на дачу к нашему Генеральному секретарю ВКП(б) товарищу Сталину. Я стоял на каком-то голубоватого цвета ковре. Несколько человек сидели, а Сталин медленно прохаживался вдоль стола.

— Ну, рассказывай, полковник Цапля, как воевал в Финляндии. — Я вроде бы начал что-то говорить, но меня перебили. — Да мы все знаем, ты расскажи, как изменял Родине.

— Я Родине и партии никогда не изменял. Даже ногу потерял, могу показать.

— Нэт, нэт, нэ показывай. И так знаем, — сказал Сталин и подошел совсем близко. Я смотрел на пол. Из под одной ноги сукровица текла на ковер.

«Это — все», — подумал я.

— А вот то, что ты человек нэ надежный, нэ бальшэвик, это мы видим. Вот почему ты взял имя Федор. А ведь ты — Файтл. Вот видишь, уже изменил. Может, это тебе польская или эстонская разведка такой псевдоним дала — Федор. А?

И вдруг как закричит:

— Называй свои позывные, мэрзавец!

Я, полностью уже парализованный всем происходящим, назвал позывные ТУ-3 нашего последнего вылета.

— Молотов, запышы, — спокойно сказал Сталин, постоял немного и произнес даже с некоторым сожалением: — Придется тебя, полковник, расстрелять.

— Да за что! — Вырвалось у меня.

— За измэну. Ты очень ненадежный. Вот смотри. Свое имя и фамилию поменял. Изменил роду своему. Хочешь сказать, что и мы такие. Да вот и нет. — Да, мы меняли имена. Но во имя счастья человека. И счас он, человек, это счастье уже частично получает. Получают артисты, писатели, инжэнэры. Даже колхозники. А ты поменял ради кускахлэба с маслом. Который вы, евреи, и так всегда имэли в вашей оседлости. Ладно. Нэ зли меня. Нэ раздражай.

Далее. Ты изменил Родине, так как воспользовался жильем врага белофинна. И ел у них картошку и сало. А сало, да будет тебе, Файтл, известно — пища трефная, в еду у нас, тьфу, у вас, категорически запрещена.

Далее, ты изменил Родине, потому что, когда тебе было у Лейно плохо и тебя знобило, ты не сдержался и просил, чтобы Раю легла и тебя согрела. Тоже мне, Авраам с Агарью.

Что вы думаете, члены малого политбюро, а?

— Расстрелять. С конфискацией, — крикнул кто-то.

— Ах, Лазарь, вечно ты свою натуру показываешь. Бэз конфискации расстреляем. Пусть ремень, сапоги, реглан, кальсоны и летные очки и подшлемник пойдут его сыну.

Всё. Садись пока, попей с нами чаю. Вячеслав, подвинься, видишь, у полковника нет ноги.

На этом месте у меня что-то завертелось, закрутилось и я услышал голос очевидно врача:

— Ну, слава Богу, весь мокрый. Видно, кризис миновал. Рита, принеси кислого морса, только не холодного. А вы, девочки, поменяйте белье и оботрите полковника насухо. Завтра отправим его в Ленинград.

Через неделю самолет доставил меня в Ленинград. В военный госпиталь, где я прошел курс лечения, тренировочный процессе костылями. Приходили ко мне и ребята. Замполит полка приезжал. Привез орден «Красной Звезды» и от души поздравил.

Война, оказывается, окончилась. Правда, ребят, что вернулись с хутора, таскали по особым отделам еще с полгода и потом всех отправили служить на Камчатку и Чукотку. Как там летать. Что осваивать. От кого оборонять Родину — толком никто не понимал.

Мне ребята рассказывали — особенно особистов раздражало, что на хуторе нам дали сало и самогон.

— Вот так, — кричали, — продали Родину за кусок сала.

Правда, нашелся кто-то хитрый в Генштабе и принялся доказывать, что мы все были даже не пленные. Просто, хуторянин помог попавшему в авиакатастрофу экипажу. Да, советскому! И это естественно, ибо Финляндия всегда тяготела к России. Она же — страна рабочих и крестьян. Этот аргумент подействовал. Все получили по медали, а мне — орден Красной Звезды и увольнение из армии.

Финская война закончилась. Мы потеряли 554 самолета. Финны — 139. И еще долго я буду вспоминать нежные, крепкие руки Тинны Лейно, что спасла меня.

Как же верна пословица — ты не знаешь, от какой большой беды спасла тебя маленькая беда, с тобой сейчас случившаяся.

То есть, был бы я в армии, обязательно попал бы в списки 1941 года. Года полного уничтожения руководства ВВС РККА собственным Наркоматом Обороны. Вот ведь как бывает перед огромной войной.

До сих пор мы, дураки, гадаем, кто же это мог додуматься, всех молодых генералов ВВС уничтожить в начале 1941 года. А ответ-то простой. Да сам Хозяин, кто же еще!

Глава XI Возвращение