Изабелла Баварская

Кровь отхлынула от сердца де Жиака и застучала у него в висках, когда он почувствовал, что рука герцога касается его руки. Он ничего не видел, ничего не слышал, одно желание владело им — ударить герцога на глазах у всего этого сборища, среди этого празднества, этих огней, но ему казалось, что кинжал его прирос к ножнам; все завертелось у него перед глазами, земля под ногами зашаталась, вокруг был огонь; когда же вернулся де Гравиль и герцог выпустил его руку, он, словно в него ударила молния, упал в оказавшееся рядом кресло.

Когда де Жиак пришел в себя, то увидел утопавшую в золоте беззаботную толпу, радостно кружившуюся в ночи и не подозревавшую, что среди нее находится человек, заключавший в своей груди ад. Герцога не было.

Де Жиак, словно подброшенный пружиной, вскочил и кинулся в одну комнату, затем в другую, спрашивая у всех, где герцог. Он обезумел, взгляд его блуждал, на лбу выступил пот.

Все отвечали, что видели герцога минуту назад.

Де Жиак спустился к парадной двери: человек, по-видимому, только что вышедший из дворца, закутанный в плащ, садился на лошадь. Де Жиак услышал, как в конце улицы лошадь пустили в галоп, увидел искры, брызнувшие из-под копыт.

— Это герцог, — прошептал он и бросился к конюшням.

— Ральф! — позвал он, врываясь в конюшню. — Ко мне, мой Ральф!

Одна из лошадей заржала, задрав морду, и попыталась разорвать веревку, удерживающую ее в стойле.

Это был прекрасный испанский скакун буланой масти, чистых кровей, с развевающимися хвостом и гривой; ляжки его были словно сплетены из натянутых, как струны, жил.

— Ко мне, Ральф! — сказал де Жиак, перерезая кинжалом веревку.

Конь почувствовал свободу и, словно жеребенок, радостно взбрыкнул передними ногами.

Де Жиак, изрыгая проклятия, гневно топнул ногой — животное, испугавшись голоса хозяина, замерло и опустилось на все четыре ноги.

Де Жиак бросил на коня седло, надел узду и, схватившись руками за гриву, вскочил ему на спину.

— Пошел, Ральф! — Он вонзил шпоры в бока скакуна, и тот понесся быстрее ветра.

— Скорее, Ральф, скорее, надо его настичь, — приговаривал де Жиак, словно животное могло понять его. — Еще, еще быстрей!

Ральф почти не касался земли, покрывая милю за милей и роняя пену.

— О Катрин, Катрин! Эти чистые уста, этот кроткий взгляд, нежный голос и — измена в сердце! Под личиной ангела — дьявольская душа! Еще сегодня утром она провожала меня ласками и поцелуями. Она нежно трепала белоснежной рукой твою гриву, Ральф, она поглаживала твою шею и все твердила: «Ральф, мой Ральф, верни мне поскорее моего возлюбленного». Коварная!.. Быстрее, Ральф, быстрее!

И он ударил коня кулаком по тому месту, которого касалась рука Катрин. Ральф был весь в мыле.

— Катрин, твой возлюбленный возвращается, Ральф вернет его тебе… О, неужели это правда, неужели правда, что ты обманываешь меня! О, отмщения! Потребуется немало времени, чтобы найти месть, достойную вас обоих… Давай, давай!.. Мы должны приехать раньше, чем он. Скорее, Ральф, еще скорей! — И он так глубоко вонзил шпоры в бока коню, что тот заржал от боли.

Ему ответило ржание другой лошади; спустя некоторое время де Жиак заметил всадника, который тоже мчался галопом. Ральф одним броском обошел всадника, как орел одним взмахом крыла обгоняет грифа. Де Жиак узнал герцога, а герцогу почудилось, что перед ним мелькнул призрак.

Итак, герцог Жан направлялся в крепость Крей.

Он продолжал свой путь; через несколько секунд призрачный всадник исчез из виду, впрочем, это видение не надолго задержалось в мозгу Жана, уступив место любовным мечтаниям. Ему предстоял короткий отдых и от политических битв, и от ратных подвигов. На некоторое время он даст покой телу и избавится от терзающих его дум; он заснет в объятиях прекрасной возлюбленной, ангел любви овеет своим дыханием его чело; только люди с львиным сердцем, с железной волей умеют по-настоящему любить.

Размышляя так, он подъехал к воротам замка. Огни были потушены, светилось лишь одно окошко, за шторой которого вырисовывалась тень. Герцог привязал лошадь к кольцу и, сняв с пояса маленький рожок, несколько раз прогудел в него.

Огонь в окне заколебался и, оставив первую комнату, которая тотчас погрузилась во мрак, стал переходить из окна в окно, длинной вереницей следовавших друг за другом. Через некоторое время герцог услышал за стеной легкие шаги, прошуршавшие по гравию и сухим листьям; молодой нежный голос спросил за дверью:

— Это вы, мой герцог?

— Да, не бойся, моя прекрасная Катрин, это я.

Дверь отворила молодая женщина, дрожавшая от страха и холода.

Герцог прикрыл ей плечи полой своего плаща и прижал ее к себе, плотней закутываясь вместе с нею в плащ; в полной темноте они пересекли двор. Внизу у лестницы стояла небольшая серебряная лампа, в которой горело благовонное масло: Катрин не осмелилась захватить ее с собой из страха быть замеченной и еще потому, что ветер мог задуть огонь; она взяла лампу, и влюбленные, рука в руке, поднялись по лестнице.

К спальне вела длинная темная галерея, Катрин еще теснее прижалась к любимому.