Изабелла Баварская

Тем временем Генрих Английский во главе огромной армии осадил Руан. Город испустил стон, который, прежде чем достичь ушей герцога Бургундского, потерялся в стенаниях Парижа; а ведь то был стон целого города! И хотя власти на него не отозвались, руанцы тем не менее накрепко заперли городские ворота и поклялись сражаться до последнего.

Дофинцы под предводительством неутомимого Танги, маршала де Рие и Барбазана, слывшего в народе бесстрашным, овладели городом Туром, который именем герцога защищали Гильом де Ромнель и Шарль де Лаб, и выслали несколько вооруженных групп к воротам Парижа.

Таким образом, слева у герцога Жана были дофинцы, враги Бургундии, справа — англичане, враги Франции, а спереди и сзади — чума, враг всех и вся.

Зажатый в тиски, герцог стал подумывать о переговорах с дофином, дабы препоручить ему, королю и королеве защиту Парижа, а самому отправиться на помощь Руану.

Следствием сего явилось то, что королева и герцог Бургундский наново подписали статьи о мире, провозглашение коего несколько времени назад было отложено, — сперва в Брэ, а затем в Монтеро. 17 сентября эти статьи были оглашены под звуки трубы на улицах Парижа, и герцог Бретонский, предъявитель сего договора, был отряжен к дофину, дабы испросить у него согласия. В то же время, желая склонить его к примирению, герцог отправил к дофину его молодую жену[28] — та находилась в Париже и была в большой милости у королевы и герцога.

Герцог Бретонский нашел дофина в Туре и добился аудиенции. Когда герцога ввели к дофину, по правую руку от него стоял молодой герцог арманьякский: он прибыл накануне из Гиени, чтобы потребовать расследования по делу смерти своего отца, на что получил высочайшее согласие; по левую руку стоял Танги Дюшатель, заклятый враг герцога Бургундского; а позади — председатель Луве, Барбазан и Шарль де Лаб, недавний бургундец, а теперь сторонник дофина; все они желали войны, ибо верили, что с дофином их ждет великое будущее, а с герцогом Жаном — одни потери.

С первого взгляда герцог Бретонский понял, каков будет исход переговоров, однако он почтительно преклонил колено и вручил договор герцогу Туренскому. Тот взял его и, не распечатывая, сказал герцогу, помогая ему подняться:

— Дорогой кузен, я знаю, что это такое. Меня призывают в Париж, не так ли? Если я соглашусь туда вернуться, мне обещают мир. Кузен, я не собираюсь мириться с убийцами и возвращаться в город, который все еще истекает кровью и исходит слезами. Герцог посеял зло, пусть он его и врачует; я не совершал преступления, и не мне искупать чужую вину.

Герцог Бретонский пытался настаивать — тщетно. Он вернулся в Париж, неся герцогу Бургундскому отказ дофина в тот момент, когда герцог шел в Совет, дабы выслушать там гонца из Руана. Герцог внимательно слушал своего посла, когда же тот замолчал, он уронил голову на грудь и глубоко задумался. Спустя несколько минут герцог сказал:

— Он сам вынуждает меня к этому. — И вышел в залу Королевского совета.

Нетрудно дать объяснение словам герцога Бургундского.

Герцог был первым вассалом французской короны и самым могущественным принцем христианского мира. Парижане обожали его; в течение трех месяцев он управлял страной как король; сам же несчастный король был безнадежно болен, и даже те, кто чаял его выздоровления, считали, что он не жилец; в случае его смерти, поскольку регентом был герцог, выход мог быть только один. Дофинцы владели лишь провинциями Мэн и Анжу, если б они уступили английскому королю Гиень и Нормандию, то заручились бы его поддержкой и получили бы в его лице союзника. Находящиеся во власти герцога Фландрия и Артуа, присоединенные им к короне Франции, были бы для нее возмещением этой потери; наконец, опыт Гуго Капета был еще свеж в памяти, так почему бы его и не повторить, а дофин отказывался от всякого примирения и желал войны, так пусть и пеняет на себя, если последствия всего этого падут на его голову.

В таких условиях герцогу Бургундскому было легко и просто проводить свою политику. Она заключалась в следующем: оставить осажденный Руан без помощи, начать переговоры с Генрихом Английским и по соглашению с ним устроить все так, чтобы в случае смерти Карла VI прибавить к королевской власти, которой он фактически обладал, держа в своих руках все королевство, только звание короля, чего ему пока еще недоставало.

Момент был как нельзя более благоприятным, дабы приступить к выполнению этого замысла: потерявший рассудок король не мог присутствовать на Совете — его даже не предупредили о созыве этого собрания, — посему герцог свободен был дать такой ответ посланному из Руана, какой показался бы ему наиболее подходящим, — то есть служил бы его интересам, но отнюдь не интересам Франции.

Отказ дофина только укрепил герцога в его намерениях, с этим он и вошел в залу, где проходили собрания, и сел на трон короля Карла с таким видом, словно пробовал себя в роли, которую, как он надеялся, ему предстояло сыграть в будущем.

Как только он прибыл, посланца из Руана тут же провели в залу.