Изабелла Баварская

Что касается герцога Орлеанского, то он был таким управителем, который, по словам мудрого историка Ювенала, сам нуждается в управителе; чтобы ни он сам, ни королева ни в чем не имели нужды, герцог придумывал все новые налоги: не успевали собрать один, как уже следовал другой. Выкачав все из простого люда, герцог взялся за духовенство. И, не желая, чтобы его сочли вымогателем, герцог объявил о займе. Эта мера разделила духовенство на два лагеря: одни отказались от взносов, и только силой у них удалось изъять из амбаров четверть собранного урожая; другие же, прихлебатели и подпевалы герцога Орлеанского, изгнали из общины тех, кто не подчинился приказу. Регента подобный скандал отнюдь не привел в восторг, раскол в духовенстве побудил его огласить новую сумму, общую для всех: для знати, духовенства и народа. С этим якобы согласились герцоги Бургундский, Бурбонский, Беррийский, в чьем присутствии, как уверял регент, и был подписан эдикт.

Однако герцоги Бурбонский и Беррийский заявили, что на них ссылались напрасно; герцог же Бургундский был занят выкупом своего сына и, услышав, что граф Неверский возвращается в Париж, решил тоже отправиться туда, дабы самому уличить во лжи своего племянника.

Узнав, что герцог Бургундский тронулся в путь, герцог Орлеанский смекнул, что при таком повороте событий ему несдобровать, и тут же от имени короля издал новый указ, отменявший предыдущий, — якобы на этом настаивали и королева, и он сам. Но это не остановило герцога Филиппа; в акте отступления он усмотрел признание в слабости своего противника и решил этим воспользоваться. Едва прибыв в Париж, он свиделся с герцогами Бурбонским и Беррийским, которые, так же как и он, были скомпрометированы; самым почтительным образом они попеняли королю и добились созыва Совета. Совету надлежало выбрать, кому из двух герцогов управлять страной, а чтобы у него не были связаны руки присутствием претендентов, герцог Филипп согласился не появляться на ассамблее, но при условии, чтобы там не было и его племянника.

Герцог Орлеанский согласился, хотя и предполагал, что решение будет не в его пользу: за ним охотно признавали качества, присущие славному и смелому рыцарю, но в большинстве случаев отказывались видеть в нем человека государственного ума, — вот почему он был скорее раздосадован, нежели удивлен, когда ему сообщили, что партия герцога Бургундского взяла верх, что ему советуют заниматься своими делами и не лезть в чужие.

Итак, соперники оказались лицом друг к другу с новой занозой в сердце, но до этого заноз было уже так много, что одной меньше, одной больше, не имело, как им казалось, значения. Герцог Орлеанский как будто бы нашел утешение в открытом и настойчивом ухаживании за графиней Неверской, невесткой герцога. Так он мстил за свое поражение. Позже мы увидим, как отомстил за себя граф Неверский.

С выкупом у Баязета пяти пленников — а их осталось только пять — все было улажено. Пять, потому что де Куси умер в плену, о чем не переставали сокрушаться его друзья. Султан вернул свободу Жаку де Хелли, всячески превознося его мужество и верность слову. И вот в день отбытия на родину, каковое было разрешено султаном, рыцари пришли к нему прощаться. От имени своих друзей и от себя лично граф Неверский выразил признательность султану, ибо он обращался с ними с надлежащей учтивостью. Тогда Баязет сделал знак приблизиться к нему; граф хотел преклонить колено, но Баязет удержал его, взяв за руку, и сказал по-турецки, а переводчик перевел на латынь такие слова:

— Жан, мне известно, что у себя на родине ты всеми почитаемый человек. Ты сын благородных родителей, у твоего отца предки королевской крови. Ты молод, и, возможно, по возвращении на родину тебя начнут порицать, насмехаться над тобой за то, что произошло, — ведь этот поход был как бы твоим посвящением в рыцари, а ты, дабы уйти от позора, созовешь великое множество людей для нового, как вы называете, крестового похода. Если бы я боялся тебя, то заставил бы, равно как и твоих друзей, поклясться своей верой и своей честью никогда не выступать против меня. Но мне это ни к чему, возвращайся к себе на Запад и поступай, как тебе заблагорассудится. Можешь опять собрать огромную армию и опять пойти на меня, я встречу тебя во всеоружии, и ты увидишь, готов ли я для новой битвы. Предупреждаю не только тебя, но всех, кому ты сочтешь нужным это передать. Я рожден для ратных подвигов. Мое дело — завоевывать.

Сказав так — и тот, кто слышал эти слова, вспоминал их всю жизнь, — Баязет передал пленников сеньорам Метленскому и Абидосскому, которым было поручено вести переговоры, что они и сделали как нельзя лучше. Люди султана проводили их до самых галер и оставили только тогда, когда увидели, что якорь поднят. Флотилия взяла курс на Метлен, куда и прибыла без всяких происшествий.