Изабелла Баварская

Триста рыцарей и оруженосцев, которые, как мы уже говорили, разбрелись по всей стране, в момент, когда развертывались описываемые события, одним махом достигли границ, и каждый своей дорогой, которая казалась ему короче, добрался наконец до Валахии. Но там на них обрушилось столько бед и всяких напастей, что многие, не выдержав, умерли. Валахи уже прослышали о победе турок и не боялись несчастных беглецов, впускали их в город, с виду радушные и гостеприимные, но на следующий день оказывалось: у одного украли оружие, у другого — лошадь; те, кого выпроваживали, дав хлеба и денег, были счастливчиками, но этой милости удостаивались лишь знатные особы, тех же, кто не принадлежал к старинному и знатному роду, раздевали догола и нещадно били. Натерпелись они горя в Валахии и Венгрии: им приходилось вымаливать кусок хлеба, заклиная Богом, добывать ночлег — пускали их лишь на конюшню, и укрывались они лохмотьями, которыми делились с ними самые попранные и неимущие. Так они добрались до Вены, где добрые люди обласкали их, дали одежду, денег на дорогу. Вскоре они вступили на землю Богемии, и в этой маленькой стране им были изъявлены мелкие знаки внимания, в которых они так нуждались. На их счастье, немцы оказались жалостливее жителей Валахии и Венгрии, иначе несчастные, страдая от голода и лишений, давно бы устлали путь во Францию своими трупами. По дороге они рассказывали о постигшем французское войско несчастье, и так мало-помалу достигли границ Франции, а некоторые — и Парижа.

Однако в Париже и слышать ни о чем не желали: слишком уж печально было то, о чем они поведали, чтобы поверить им просто на слово. Мало того, некоторые заявляли, что эти люди — обманщики, ничтожные искатели приключений, играющие на струнах жалости; на всех перекрестках уже громко говорили, что этих болтунов надо повесить или бросить в воду. Но вновь прибывшие снова подтверждали слова своих собратьев, и печальные новости, упорно распространявшиеся в народе, дошли наконец до ушей знати. Болезнь не помешала королю понять, что произошло, и чело его нахмурилось еще больше. Было приказано пресечь слухи, поскольку точных сведений не было, а первого рыцаря, вернувшегося из похода, какого бы чина и звания он ни был, привести к королю.

И вот в канун Рождества Христова, когда знатные дамы и господа — в числе коих были королева, герцог Орлеанский, герцоги Бурбонский, Беррийский и Бургундский, граф де Сен-Поль — собрались вокруг короля, дабы отпраздновать рождественскую ночь, объявили о прибытии всадника, приехавшего прямо из Никополя и принесшего точные сведения о графе Неверском и о войске. Всадник был тут же проведен в залу, где веселилась напудренная и разодетая толпа. Всадником этим был Жак де Хелли. Он передал королю и герцогу Бургундскому письма, которые были с ним посланы, и поведал о том, о чем мы уже рассказали.

ГЛАВА XIII

Нетрудно представить, как омрачил высокое собрание печальный рассказ; среди присутствовавших не было человека, у кого не погиб или не был взят в плен друг или родственник: кто-то потерял сына или брата, кто-то — любимого супруга. А король Французский потерял всю свою прекрасную, огромную кавалерию.

Поплакав о мертвых, стали думать, как вызволить из плена живых. Решили послать к Баязету нарочного и склонить вождя неверных к переговорам, — но для этого нужно было выяснить, что султану больше всего по вкусу. Прослышали, например, что ему очень нравится ловля птиц и что ежегодно его друг сеньор Галеас Миланский посылает ему белых соколов. Тогда раздобыли дюжину прекрасных, хорошо выдрессированных кречетов, за которых заплатили золотом, ибо эта порода птиц редка. Де Хелли заметил, что Баязет любит ковры, и посоветовал присовокупить к первому подарку ковер с вытканными на нем человеческими фигурами — одно из тех прекрасных изделий, которые умеют изготовлять только в Аррасе. Герцог Бургундский сам отправился в Аррас и купил там великолепный ковер, воспроизводивший всю историю великого царя Александра Македонского, который, по словам Баязета, был его предком. К этим подношениям добавили мелкие поделки из золота, сработанные лучшими мастерами, реймское полотно, брюссельский шарлах, дюжину сильных борзых и десяток прекрасных лошадей в бархатных попонах, сверкавших золотом и слоновой костью.