Однако в бревенчатом павильоне битва продолжалась и крики не умолкали. Никто и не помышлял о том, чтобы помочь умирающему герцогу: по нему просто ходили ногами. До сих пор перевес оставался на стороне приверженцев дофина, которые были лучше вооружены, но на крики господина де Монтегю к павильону сбежались Антуан де Тулонжон, Симон Отелимер, Самбютье и Жан д’Эрме, и пока трое из них действовали против тех, кто находился в павильоне, четвертый пытался сломать загородку. Однако на подмогу сторонникам дофина прибежали люди, спрятанные в доме. Видя, что всякое сопротивление бесполезно, бургундцы обратились в бегство. Дофинцы пустились за ними вдогонку, так что в пустом, залитом кровью павильоне остались только три человека.
Это были распластанный на полу, умирающий герцог Бургундский, стоявший, скрестив руки, и наблюдавший его агонию Пьер де Жиак и, наконец, Оливье Лейе, который, сжалившись над несчастным, приподнял на нем кольчугу, решив прикончить его своею шпагой. Но де Жиак не желал конца этой агонии, каждая конвульсия которой как бы принадлежала ему: поняв намерение Оливье, он сильным ударом ноги вышиб шпагу у него из рук. Оливье удивленно поднял голову, и де Жиак со смехом крикнул ему:
— Дайте же этому бедному принцу спокойно умереть!
Потом, когда герцог испустил уже последний вздох, он положил свою руку ему на сердце, дабы убедиться в том, что тот действительно мертв, а так как все остальное его не интересовало, он и исчез, никем не замеченный.
Между тем сторонники дофина, отогнав бургундцев до самого замка, вернулись назад. Они нашли тело герцога распростертым на том самом месте, где они его оставили; рядом с ним, стоя на коленях в крови, священник города Монтеро читал заупокойную молитву. Приспешники дофина хотели отнять у него труп и бросить его в реку, но священник поднял над герцогом распятье и пригрозил карой небесной тому, кто осмелился бы прикоснуться к телу несчастного, умерщвленного столь жестоко. Тогда Кесмерель, незаконный сын Танги, сорвал с ноги убитого золотую шпору, поклявшись носить ее впредь вместо рыцарского ордена; слуги дофина, следуя этому примеру, сняли перстни с пальцев герцога, равно как и великолепную золотую цепь, висевшую на его груди.
Священник оставался возле трупа до полуночи и только тогда, с помощью двух человек, перенес его на мельницу, неподалеку от моста, уложил на стол и до самого утра продолжал молиться около него. В восемь часов герцог был предан земле в церкви Нотр-Дам, перед алтарем св. Людовика. На него надели его же камзол и покрыли покрывалами, на лицо надвинули берет. Погребение не сопровождалось никакими религиозными обрядами, однако в течение трех дней, следовавших за убийством герцога, было отслужено двенадцать заупокойных обеден.
Так погиб от измены могущественный герцог Бургундский, прозванный Жаном Неустрашимым. За двенадцать лет до этого он тоже изменнически нанес удар герцогу Орлеанскому, точно такой удар, какой поразил его самого: он приказал отрубить врагу левую руку, и у него самого была отрублена левая рука; он велел рассечь голову своего врага ударом секиры, и собственная его голова тоже была рассечена тем же оружием. Люди верующие видели в этом странном совпадении подтверждение заповеди Христовой: «Поднявший меч от меча и погибнет». После того как по приказу герцога Жана был убит герцог Орлеанский, междоусобная война, словно изголодавшийся коршун, непрестанно терзала сердце Франции. Сам герцог Жан, будто преследуемый за человекоубийство, не знал с тех пор ни минуты покоя: репутацию его без конца подвергали всяческому сомнению, его благополучие вечно было под угрозой, он сделался недоверчив, робок, даже боязлив.
Секира Танги Дюшателя нанесла удар по феодальной монархии Капетингов; она с грохотом ниспровергла самую могучую опору этого грандиозного здания — ту, что поддерживала его свод: в какую-то минуту здание заколебалось, и можно было подумать, что оно вот-вот рухнет, но были еще герцоги Бретонские, графы д’Арманьяки, герцоги Лотарингские и короли Анжуйские, которые подпирали его. Вместо ненадежного союзника в лице отца дофин приобрел открытого врага в сыне: союз графа де Шароле с англичанами привел Францию на край пропасти, но переход французского престола к герцогу Бургундскому, который мог произойти лишь в случае уступки англичанам Нормандии и Гиени, наверняка ввергнул бы Францию в эту пропасть.