Изабелла (СИ)

   Мы были на званом ужине у нашего соседа - лорда Эдгара, с которым муж был особенно дружен, когда я почувствовала себя плохо. Вот я стою и разговариваю с женой лорда Эдгара, а через мгновение меня накрывает с головой удушливая мгла. Бокал вина падает из ослабевших рук, и красные капли на паркете выглядят точно кровь. Звон разбившегося хрусталя заставляет всех на секунду замереть. Я подношу руку к лицу, с удивлением замечаю на ней настоящую кровь и теряю сознание.

   После этого Александр привез к нам лучшего лекаря, но тот только развел руками: я была совершенно здорова. Обморок списали на перенапряжение, и все потихоньку забылось. Забылось до тех пор, пока обмороки не стали случаться все чаще и чаще, а мне все труднее и труднее становилось приходить в себя.

   Месяц изматывающей слабости чуть не свел меня в могилу. Александр не отходил от меня, приводя все новых и новых лекарей, но те твердили в один голос, что я ничем не больна. Мне становилось то лучше, то хуже, и до меня, наконец, дошло, в чем дело, когда Лиззи, сидевшая у моей постели, вскользь упомянула о подарке, который готовит на мой день рождения муж.

   Вот оно! Как и все гениальное, лежало у меня буквально под носом, а я не замечала очевидного. У каждой ведьмы есть порог максимальной силы, который приходит по достижении определенного возраста. Чем слабее ведьма, тем раньше он наступает, и наоборот. У сильной ведьмы дар формируется годами, настаиваясь, как самое сложное зелье. Моя слабость - явный признак того, что это время для меня наступило: в конце зимы мне должно было исполниться двадцать два. Таким образом, сила моего дара остановилась на золотой середине: не слишком могущественна, но и посредственностью не назовешь.

   Загвоздка состояла в том, что завершить инициацию могла только женщина во всех смыслах этого слова. Если бы мы уже спали с мужем, то я бы сейчас чувствовала прилив сил, но этот благородный лорд не спешил, приручая меня к себе слишком медленно, что и стало, в конечном счете, причиной моего теперешнего состояния.

   Убедив мужа в том, что все происходящее - просто следствие женской слабости, я добилась того, что меня под конвоем отпустили в оранжерею. Это стоило мне двух истерик и бесчисленных поцелуев. Сваренное по бабушкиному рецепту зелье помогло на время заморозить дар. Обычно ведьмы принимали его перед визитом инквизиции, что позволяло избежать костра, но мне нужны были силы, чтобы соблазнить мужа и пройти наконец инициацию.

   Опыта в этом деле у меня не было совершенно, но я решилась положиться на женскую интуицию. Конечно, я могла бы просто подойти и попросить прямо, - не думаю, что Александр бы мне отказал, но это как-то низко, учитывая его чувства.

   Вряд ли из меня получилась слишком хорошая соблазнительница - скорее муж просто уже дольше не мог терпеть, поэтому первый же шаг с моей стороны был встречен как следует. Мы сидели в гостиной, соединяющей наши покои, и пили чай. Я чувствовала, что выбранное мной платье отлично вписывается в план, потому что взгляд мужа то и дело застревал в чересчур глубоком декольте. Я сама много улыбалась, кокетливо стреляла глазками, закусывала губу и услужливо подставляла под мужнины взгляды это вульгарное платье, - в общем и целом, откровенно предлагала себя, но муж не желал по непонятным причинам сдаваться легко и быстренько от меня сбежал.

   Пришлось приступать ко второму плану, ключевым пунктом которого была аналогичная платью ночная сорочка - слишком откровенная, чтобы я надела ее добровольно. Облачившись в нее, я распустила волосы и улеглась читать. Дождавшись глубокой ночи, я ринулась в бой с нерасторопностью собственного мужа, которая могла стоить мне жизни. Погасив свет, я побежала в гостиную, к двери в спальню мужа и отчаянно начала колотить в нее. Послышались тяжелые шаги, и на пороге показался сам Александр, щурившийся спросонья.

   - Белла? Что случилось?

   - Алекс, мне приснился такой дурной сон, и я больше не могу уснуть! Можно я полежу у тебя? - и наивно-испуганный взгляд, который я тренировала перед зеркалом.

   Муж наконец-то проснулся и разглядел треклятую сорочку, которая, подозреваю, стала весомым аргументом в мою пользу.

   - Проходи, - хрипло сказал он, пропуская меня в свою спальню, тонувшую в полумраке, лишь слегка разбавляемым пробивающимся сквозь не плотно задёрнутые шторы лунным светом.

   - Что тебе приснилось? - спросил он, когда я скромно уселась на краешек его громадной кровати.

   - Костер, - передернула плечами я, вспомнив один из самых страшных кошмаров своей жизни.

   Он присел рядом и нежно погладил меня по щеке, точно кошку.

   - Знаешь, Белла, а я ведь тоже горю. Давно горю, ты не замечаешь? - и, не дав мне опомниться, начал целовать.

   У меня мелькнула мысль: "Неужели в этом виновата я?" Мелькнула - и пропала. Я сосредоточилась на мужниных поцелуях и прикосновениях, прислушиваясь к себе. Он целовал жарко и нежно и сначала никуда не спешил. Во мне уже начала рождаться не понятная еще для меня ответная волна, но тут Александр поднял тончайшую сорочку и прошептал: "Прости, я больше не могу сдерживаться".