Избавь меня от сомнений (СИ)

— Сухарь, — произнес всё тот же голос, уже менее терпеливо и более требовательно. Пусть Эрик больше не был мне наставником, как и любому из моего выпуска, но он всё же оставался правой рукой Макса. А еще было глупо игнорировать нашу общую тайну. Пришлось повернуться.

— Больше нет, я прошла испытание и теперь бесстрашная, — я постаралась произнести эти слова как можно естественнее, но сердце предательски долбилось, кажется, не в груди, а где-то в горле, мешая говорить. Надеюсь, это было незаметно.

— Я знаю. Поздравляю, — Эрик опустился на соседний барный стул, а меня всю передернуло. Сегодня я уже слышала это «поздравляю», с той же интонацией, лишь в исполнении другого человека. И в моей голове, конечно же.

— Тогда не думаешь, что пора перестать называть меня сухарем? — неимоверными усилиями мне удалось взять себя в руки и сказать это спокойно. В конце концов, мы в людном месте, и Эрик не станет делать ничего такого, о чем я бы пожалела.

Уже дважды.

В первый раз мне достаточно быстро удалось утихомирить чувство вины. Я знала, на что иду, знала, и ради чего делаю это. Кошмары тогда и правда закончились, но на смену им пришла реальность — прежде Эрик был человеком, которого я опасалась. С той ночи я опасалась не его, а того, что он может сказать или сделать. Бесконечные намеки, взгляды и ухмылки нервировали меня не меньше симуляций, которые могли вывести меня на чистую воду и стать причиной моей смерти.

Эрик исчез из списка моих страхов, но стал почти навязчивой идеей. Я не хотела, чтобы кто-нибудь — особенно Фор — узнал нашу тайну, но одновременно до чертиков хотела залезть в его голову. Он думал обо мне — недаром вёл себя так, словно намеренно пытался свести с ума. Но хуже стало потом, когда он перестал обращать на меня внимание. Он перестал замечать меня, бросать многозначительные фразы — это терзало еще сильнее. Эрик не из тех, кто отпустит свою жертву. Он будет пытать её до конца, а если пытка вдруг прекратилась, значит, он придумал что-то еще более изощренное.

Наверное, потому я позволила ему стащить с меня штаны на том чертовом балконе, кусать плечи и сминать кожу, а сама стонала и молилась, чтобы никто внизу не услышал, не вздумал поднять голову.

О чем сожалела до сих пор.

— Да, давно пора бы. Я-то знаю, насколько ты не сухарь, — Эрик ухмыльнулся и чиркнул зажигалкой, намеренно не глядя на меня. Весь его вид словно говорил о том, что дальнейший разговор принесет ему массу удовольствия, а, значит, мне — раздражения. — Я следил за твоей симуляцией.

— Неожиданно. Я думала, у тебя куча важных дел, — моя грубость улетела в молоко, потому что Эрик даже бровью не повел. Больше всего хотелось просто встать и уйти, вернуться к своим друзьям, а лучше — к Фору, загладить вину и стереть этот чертов день из памяти. Но я не могла. Не могла дать этому мерзавцу повод и в дальнейшем насмехаться надо мной. Не могла уйти, так и не узнав, что же он хочет сказать.

— Мне интересно, почему ты оттолкнула Фора? Почему не дала закончить начатое? — Эрик перевел взгляд на меня, глядя свысока, словно знал что-то.

«Я знала, что это симуляция». Чёрт, эти слова едва не сорвались с моих губ. Сказать такое — значит автоматически объявить, кто я такая. Проще только выйти на площадь с транспарантом «Я — дивергент». Бесстрашные не осознают, что находятся под действием симулятора страха. Для них всё реально.

— Я не была готова к этому, — наконец, выдавила из себя.

Эрик затянулся, прищурившись, и выдохнул мне в лицо, отчего я невольно скривилась и отмахнулась от дыма.

— Врешь, — рыкнул он, а по моему позвоночнику второй раз за вечер пробежала волна страха.

— Вру? — я постаралась выглядеть удивленной и непонимающей, но ощущения были такими, словно между висками, прямо в черепе бьется о стенки кости один вопрос: «Он знает?»

— Врешь, — Эрик решительно затушил сигарету и повернулся на стуле, так что я практически оказалась между его ног. Что так же напрягало. — Дело не в твоей неготовности. Ты боялась, что твой идеальный Фор узнает, что ты не девственница. И возникнет вопрос: кто был до него?

Мы в безмолвии уставились друг на друга. Мне казалось, что под взглядом Эрика моя кожа медленно, но верно сгорает, кровь кипятится, а кости плавятся, словно дешевый пластик. Он не знал, кто я, но точно знал, на какие кнопки надо давить, чтобы вывести меня из равновесия. Прежде я была уверена, что наши встречи и их последствия останутся секретом, что у этого мужчины хватит ума держать всё при себе и не портить мне жизнь. Теперь я не была уверена. В этот миг, когда я смотрела в эти ледяные глаза, на эти насмешливо искривленные губы, которые прежде не раз поддавались моим, я вдруг поняла: он хочет, чтобы окружающие знали. По какой-то причине я перестала быть одной из тех, кем он просто пользуется. Эрик хотел, чтобы я и дальше падала.