— А я таки уйду, — внезапно подумал он вслух, — хотя и не знаю почему.
Он бросил взгляд на Миледи и снова почувствовал существование какой-то тайны между ними, ощутил тень какой-то досады. И это не все: было еще что-то неясное, но гораздо большее, чем просто досада. Какими слабыми стали ему казаться былые ощущения, какими опостылевшими, исчерпанными до дна. Он вспомнил молодого человека и то страшное отвращение, которое тот пробудил в нем. Роберт протер глаза. Это отвращение, подобное жажде, продолжало напоминать о себе, не давая порадоваться картинам удовольствий и наслаждений дворца, навевая только уничтожающую скуку, которая тщится поймать хотя бы каплю дождя, подставляя палящему безоблачному небу иссохший рот.
— Где же отдушина? — спрашивал себя Роберт.
Он больше не мог оставаться с Миледи, потому что знал только один определенный ответ на такой вопрос, а ее присутствие соблазняло отказаться от обета и заняться поисками ответа. Он мог бы поклясться, что, едва они разойдутся, она отправится на охоту. Вид утоления аппетита другими всегда поднимает ее собственный, и он видел в глубине ее глаз знакомое голодное мерцание. Внезапно он ощутил тихий звон золота в своем желудке, и соблазн отправиться вместе с ней стал почти невыносимым. С большим трудом ему удалось справиться с ним, но ощущение легкости продолжало настойчиво давать о себе знать даже после ухода Миледи, и его снова охватило ощущение растущей пустоты всего сущего по сравнению с первым соприкосновением с любой вещью.
Роберт попытался утолить гнетущую легкость обильной выпивкой, а когда это не удалось, решил проиграть ее. Вскоре он лишился нескольких пригоршней монет, и ощущение легкости стало напоминать о себе покалыванием в нижней части живота. Он играл все азартнее, проигрывал все больше и больше, пока покалывание, жалившее его внутренности, не перестало досаждать. Тогда он вспомнил о свидании с леди Кастлмейн и поспешил в ее апартаменты. Не теряя зря времени, он дал выход своей боли на ее сказочно красивой, мягкой, жаждущей совокупления плоти. Роберт старался изо всех сил, надеясь, что его наружная плоть исторгнет-таки из себя это прожорливое, сжигающее его изнутри желание. Когда живот опустел, как ему показалось, одновременно с освобождением от щемящего напряжения в паху, он вообразил, что покалывание прошло и что без него он сможет наконец обрести хотя бы немного покоя.
Юноша уснул. Ему снилось, что он гуляет в Сент-Джеймсском парке. Он узнал дорожку. Именно по ней он впервые прогуливался с леди Кастлмейн. Но теперь деревья, выстроившиеся по обе стороны парковой дорожки, казалось, склонялись вниз, пытаясь разглядеть его, словно были не деревьями, а монстрами с тысячами шей, которые оканчивались прожорливыми ртами, видевшимися Роберту широко раскрытыми половыми губами, за которыми поблескивали ряды острых зубов. Он пытался не подпустить к себе эти жаждущие плоти челюсти, побежал и увидел впереди отдельную группу деревьев. За деревьями была леди Кастлмейн. Она широко раскинула ноги в ожидании услуг выстроившихся в очередь и готовых к действию обнаженных мужчин. Она принимала их с неиссякаемой жадностью одного за другим, но не могла в полной мере насытиться, хотя лившаяся через края вместилища влага вскоре затопила пространство между раскинутыми ногами и потекла по дорожке, превращаясь в потоп. Роберт яростно боролся, стремясь выбраться из него, но стал задыхаться, когда слизь затопила его по самые ноздри и хлынула в горло.
Он проснулся с отчаянным желанием бежать. Не без труда выбравшись из-под навалившейся на него леди Кастлмейн, он дотянулся до бутылки с вином и опорожнил ее до дна. Но привкус отведанной во сне слизи и ее запах остались. Вернулось и ощущение омерзения, мучившее его накануне. Роберт поймал себя на мысли, что ему не терпится выяснить, кто тот молодой человек, который, как ему показалось, обладает способностью внушения таких отвратительных проявлений скуки. Теперь он не сомневался, что должен разыскать его и выяснить, каким недугом тот его заразил. Роберта приводила в ужас одна только мысль о том, что эти проявления могут повториться и что все его удовольствия окажутся обремененными отвращением навсегда. Он решил принять приглашение мисс Молит на маскарад, хотя прежде хотел отказаться от него, потому что знал, что там он наверняка найдет этого молодого человека.
Все было сделано, как он решил, и в назначенное время рука об руку с Миледи Роберт вошел во дворец Уайтхолл как гость бала масок Двенадцатой ночи ее величества. Он мысленно молил Господа сделать так, чтобы дух отца смог дать ему прощение.