Избегнув чар Сократа…

А какие бывают содружества! Гуляя по горящей Москве и зайдя в дом Ростопчиных, интендант Великой армии Анри Бейль, будущий барон де Стендаль, взял себе томик Вольтера из роскошного издания в сафьяновом переплете in-folio. Позже, в Париже, друзья укорили его тем, что он разрознил такую библиотеку! И это после ужасов зимнего отступления и рубки на Березине! Друзья – Мериме, Жорж Санд, Сент-Бёв…

У меня никогда не было таких друзей. И как Васин, Окаста – не было. Я словно Пушкин в изгнании, готова вопиять в пустыне: книг, книг, беседы!

Эти небожители манят меня. Получилось бы у меня написать хоть что-нибудь? Иной раз кажется – да. Простите, Богоравные, позвольте дерзнуть.

Хотя, между нами, сейчас не нужен господин Сочинитель. Сейчас нужен Вестник. "Муравей, принесший весть" – словами Тагора. Я даже бросила читать, когда Катя спросила у старого профессора: "Как жить?", а он ответил: "Не знаю, Катя". Чехов, по-моему, это ужасное предчувствие ужасного слепого обмана. Не знаю. Я отношусь к нему трепетно и, словно молодой Горький, смотрю страницу на свет – неужели одними словами?

Словами… Поразительна фраза Геродота о причерноморских славянах, о том, что они жили и молились в деревянных домах и удивлялись собственному языку. Как всё близко!

Полумрак, тишина. Как бы сохранить все это в Москве: комнатку, полумрак, тишину?

Сосны, сосны шумят.

от Аннеты 18 октября

Марина! Трепещите! Дерзаю показать Вам своё сочинение, трясусь и бледнею от страха. Вестимо, о детстве, которое жжет моё сердце.

Именинница

Девочка подбежала к зеркалу и замерла от восхищения. В розовом платье с оборками и кружевной отделкой она показалась себе настоящей принцессой. Держа пальчиками пышную юбку, она посмотрела через одно плечо, через другое.

– Тря-ля-ля!

Полосатая кошка, потянувшись, ударила лапой конец пояска. Стоявшая у накрытого стола Екатерина Петровна улыбнулась.

– Нравится?

– Очень! – Аня порывисто обняла ее. – Это настоящий шелк, мама, как у тебя?

– Настоящий, как у меня, – мать освободилась из ее объятий и посмотрела на сына, сидящего на диване. – Поздравь же сестренку, старший брат!

– Перебьется, – крупный ладный мальчик с темными, как у матери, глазами и такой же, как у нее, горделивой головой, снисходительно качнулся вперед.– Тряпичница растет.

Девочка фыркнула и вновь обхватила мать, но та снова развела ее руки.

– Давайте чай пить, у нас мало времени.

– Мало? Почему? – лицо девочки вытянулось.

– Потому что мне надо уходить.

– Но у меня же "день рождения!" Ты обещала взять отгул!

– Я и взяла, но сегодня Правление, необходимо быть.

– А ты не ходи! Это же мой праздник!

– Как "не ходи"! В четырнадцать ноль-ноль. Без меня не начнут.

– А ты не смотри на часы. Если не смотреть, то и не видишь никакого времени.

– Да-а? – дурашливо воскликнул брат. – Слышь, мам, что изрекает наша дуреха?

– Юрасик, нехорошо так говорить.

– Я не дуреха! – вскричала Аня. – У меня почти все пятерки, а у тебя трояков целая куча.

– Поговори еще, – брат приподнялся, отводя руку.

– Перестань, – привычно вмешалась мать. – Время всегда есть. Вот тебе сегодня десять лет, а разве это не время? Не упрямься, неси свой пирог.

– Съела? – съязвил брат

Независимо двигая плечами, сестра пошла к дверям. В зеркале отразилось пышное платье и сдвинутые брови.