А вот что поведал мне один из монахов, по имени Иларион, рассказывая, как много зла причиняли ему в келье злые бесы. Как только ложился он на своем ложе, появлялось множество бесов и, схватив за волосы, тащили его и пинали, а другие, приподняв стену, кричали: «Сюда волоките, придавим его стеною!» И творили такое с ним каждую ночь, и, уже не в силах терпеть, пошел он к преподобному отцу Феодосию и поведал ему о пакостях бесов. И хотел перейти в другую келью. Но блаженный тот стал упрашивать его, говоря: «Нет, брат, не покидай этого места, а не то станут похваляться злые духи, что победили тебя и причинили тебе горе, и с тех пор начнут еще больше зла тебе причинять, ибо получат власть над тобою. Но молись же богу в келье своей, и бог, видя твое терпение, дарует тебе над ними победу, так что не посмеют и приблизиться к тебе». Монах же снова говорил: «Молю тебя, отче, не могу больше жить в пещере из-за множества бесов, живущих в ней». Тогда блаженный, перекрестив его, снова сказал: «Иди и оставайся в келье своей, и с этих пор не только не причинят тебе никакого вреда коварные бесы, но и не увидишь их более». Поверил он и, поклонившись святому, пошел в свою келью и лег, и выспался сладко в ту ночь. И с тех пор коварные бесы не смели приблизиться к тому месту, ибо отогнаны были молитвами преподобного отца нашего Феодосия и обратились в бегство.
И се пакы чьрньць Иларионъ съповѣда ми. Бяше бо и книгамъ хытръ псати, сии по вся дьни и нощи писааше книгы въ келии у блаженааго отьца нашего Феодосия, оному же псалтырь усты поющю тихо и рукама прядуща вълну или кое ино дѣло дѣлающа. Тако же въ единъ вечеръ дѣлающема има къжьдо свое дѣло, и се въниде икономъ, глаголя блаженому, яко въ утрии дьнь не имамъ купити, еже на ядь братии и на ину потребу. То же блаженыи глагола ему: «Се, яко же видиши, уже вечеръ сущь, и утрьнии дьнь далече есть. Тѣмь же иди и потрьпи мало, моляся богу, некъли тъ помилуеть ны и попечеться о насъ, яко же самъ хощеть». И то слышавъ, икономъ отъиде. Таче всъставъ блаженыи иде въ келию свою пѣтъ по обычаю обанадесяте псалма. Тако же и по молитвѣ, шьдъ, сѣдѣ дѣлая дѣло свое. И се пакы въниде икономъ, то же глаголя. Тъгда отвѣща ему блаженыи: «Рѣхъ ти, иди и помолися богу. Въ утрии дьнь шедъ въ градъ и у продающиихъ да възьмеши възаимъ, иже ти на потребу братии, и послѣдь, егда благодѣявъшюуму богу, отдамы дългъ от бога, таче вѣрьнъ есть глаголаи: «Не пьцѣтеся утрѣишимь, и тъ не имать насъ оставити». Таче отшедъшю иконому, и се вълезе свѣтьлъ отрокъ въ воиньстѣи одении и поклонивъся, и ничьсо же рекыи, и положивъ же на стълпѣ гривьну злата,[69]
и тако пакы мълча излезе вънъ. Тъгда же въставъ блаженыи и възьмъ злато и съ сльзами помолися въ умѣ своемь. Таче вратаря възъвавъ, пыташе и́, еда къто къ воротомъ приходи въ сию нощь. Онъ же съ клятвою извѣщася, яко и еще свѣтѣ затвореномъ сущемъ воротомъ, и оттолѣ нѣсмь ихъ отврьзалъ, и никто же приходилъ къ нимъ. Тъгда же блаженыи, призвавъ иконома, подасть ему гривьну злата глаголя: «Чьто глаголеши, брате Анастасе? Яко не имамъ чимь купити братии требования? Нъ сице шьдъ купи, еже на потребу братии. Въ утрѣи же пакы дьнь богъ да попечеться нами». Тъгда же икономъ, разумѣвъ, падъ, поклонися ему. Блаженыи же учааше и глаголя: «Николи же не отъчаися, нъ въ вѣрѣ крѣпяся, вьсю печаль свою възвьрзи къ богу, яко тъ попечеться нами, яко же хощеть. И сътвориши братии праздьникъ великъ дьнесь». Богъ же пакы не скудьно подавааше ему, еже на потребу божествьнууму тому стаду…