Изборник. Памятники литературы Древней Руси

Кривоверию яже рачитель рострига того же бояся, еже над Борисовым родом содеяся, и в хождении и исхождении дома царьскаго и по граду всегда со многим воинством яздяше; преди же и зади его во бронех текуще с протазаны и с алебарды и со инеми многими оружии. Един же он токмо посредь сих; вслможе же и боляре далече беяху от него, и бяше страшно всем видети множество оружий блещащихся. Немец жe и литву хранители и страже постави себе и всем крепостем царскаго дома. Зерныци- ком же толико попусти играти и воровати, яко и в самех царьских полатах пред ним бесящеся. Не ведь[1376] же, каковыя ради радости, не токмо иже по повелению его, весь синклит, но и простыи сущии вси, яко женихи и от конца до конца улиц в злате и в сребре и в багрех странских ходяще, веселяхуся. Пред лицем же его камением многоценным и бисером драгим украсившейся служаху, и не хотяше никого же видети смиренно- ходящих. Поляком жe вся сокровища царьская древняя истощи, и еретическое жe семя лютори, воду черплюще, ношаху сребряными сосуды, и в банях мыющеся от златых и сребряных сосудов.

От злых же врагов, казаков и холопей, вси умнии токмо плачюще, накиновением[1377] же ни мало не смеюще рещи нелепо о вразех божиих, и о том ростриге, и о делех их: аще бо на кого нанесут, яко розтригою нарицает того, — и той человек неведом погибаше. И во всех градех росийских и в честных монастырех и мирстии и иночествующей мнозн погибоша: оии заточением, овем же рыбия утроба вечный гроб бысть…

О СОВЕТЕ РОЗСТРИГИНЕ, КАКО БЫЛО ЕМУ ПОГУБИТИ МОСКОВСКИХ БОЯР

Враг же той рострига умысли сь еретики посещи всякого чина, от велмож и до простых начальствующих, сицевым образом: хотяше окаяный, игру зделати за враты Стретенскими, к Напрудному на поли, и тешитися из наряду[1378] пушачнаго; и егда же изыщут вси людие на то позорище[1379], и тогда врата граду затворити при срои[1380] и побити всех. Но лютый сей совет его прежде двою день срока уведен бысть, и по десятих днех несвойственаго брака[1381] сам окаянный зле скончася,[1382] год препровадив царьствуя, повествуя же о себе — на тридесят и четыре лета жития си…

От каковых зол избави нас господь!.. Того ради и нам подо- баше, сия зрящим, внимати и за неизмерную владычшо милость благодарити его; да, благодарствуем, паче щедроты его на нас изливает. Мы же, росияне, душевное око несмотрителыто имуще и паче волов упрямы обычаем: тип бо ясли господина своего разумеют и питающему повинуются, мы же промышлягощаго нами небрежем, и того ради болий грех сами на ся влечем, и вскоре безумству нашему возмездие даровася.

О ЦАРЕ ВАСИЛИИ ШУЙСКОМ

По убиении же розстригине в четвертый день малыми некими от царьских полат излюблен бысть царем Василей Ивановичь Шуйской и возведен бысть во царьский дом, и никим же от вельмож не пререкован,[1383] ни от прочего народа умолен. И устройся Росия вся в двоемыслие: ови убо любяще, ови же ненавидяще его…

Кто же тоя беды изречет, еже содеяся во всей Росии? На единой бо трапезе седятце в пиршествех во царьствующем граде; по веселии же овии убо во царьския полатьт, овии же в Тушинския таборы прескакаху.[1384] И разделишася надвое вси человецы, вси, иже мысляще лукавне о себе: аще убо взята будет мати градов Москва, то тамо отцы наши и братия, и род и друзи, — тии нас соблюдут; аще ли мы соодолеем, то такожде им заступницы будем. Польския же и литовския люди и воры-казаки тем перелетом ни в чем ни вероваху и, яко волца надо псами, играху, и инех искушающе, инеми же вместо щитов от меча, и от всякого оружия, и от смертнаго поядения защищахуся; и бяше им стена тверда — злокозньство изменник…