Изборник. Памятники литературы Древней Руси

Еще же скорбим и о сожителнице твоей, яко же и о пустыножилице и единопребывателнице в дому твоем, и премшую горкую пелынь[1652] тую во утробе своей, и зело оскорбляемся двойнаго и неутешнаго ея плача: перваго ея плача неимуще тебе Богом данного и истинна супруга своего пред очима своима всегда, второго плача ея — о восхощении[1653] и разлучении от лютаго и яросного зверя драгаго и единоутробного птенца своего, напрасно отторгнутаго от утробы ее. О злое сие насилие от темнаго зверя попущением Божием, а ваших грех ради!

Воистинно зело велик и неутешим плач кроме Божия надеяния обоим вам, супругу с супружницею, лишившася таковаго наследника и единоутробнаго от недр своих, еще же утешителя и водителя старости, и угодителя честной вашей седине, и по отшествии вашем в вечная благая памятотворителя добраго. Что же, по сетовании, творим ти воспрянути от печали, что от сына, и возложити печаль на волю Божию. А нежели в печаль впадати или воскочити яко еленю на источники водныя, такс и тебе, отставя печаль и вборзе управитися умныма отчима на запаведи Божий и со всяким благодарением уповати яко же и Василий Великий, еже благо есть на Господа уповати, нежели на се помышляти. Предложим же и реченное от диякона во Святей литургии: “станем добре, станем добре, станем право и разумно, горе ум свой возводяше, сии речь свято, чисто и благоразумно и безо всякого сомнителства житейска быстро ‹ясно вспре› очима зрети, и благодати, надежди свыше ожидати”, — поучает. Пригласим ж и Василия Великаго — ясносиятелнаго и огнезрачна столпа — его ж главе досязающи небеси, что ж огнезрачный Василий, како повелевает о всем благодарити Бога, а не в печали до конца пребывати?

“Благодарим ли, привязуем, бием, на колеси протязуем, очию лишаем, благодарим ли, томим ‹и бием›, бесчестными ранами бием от ненавидящего, померзаем от мраза, гладом удручаем, на древе привязуем, чад напрасно лишаем или и жены самыя лишився, истоплением напрасно погубль гобзование во искусителя в мори, или в разбойники по случаю впад, язвы имея, оболгаем, недоумеем в юзилищи пребывая? Ей, благодарим, а не невоздаянием воздаем! И паче благочестие уповаем и плакати ‹повелевает› по естеству, а не через естество безмерное повелевает, ни же убо женам, ни же мужем повелевая любоплакателное и многослезное, поелико дряхлу быти печалных, и мало некако прослезити и се безмолвие, а не возмутителне, нерыдателне, ниже растерзавающи ризу или перстию посыповатися”.

Призовем же и Иева праведнаго понесшага нашедшия и лютотерзаемые скорби, что ж тогда Иев рек, чим ползовался, точию непрестанно во устех своих имел: “Буди имя Господне благословенно от ныне и до века!” и, наконец, какая благая восприял! И тому мы, Великий Государь, вельми подивляемся, что вихра бесовска в мале нашедшага на тя, убоялся, а Божиею помощию отставил, и то в забвении положил как в мимошедшее время Дух Святой во святей церкви вас обоих соединил и тело и крови Господни смеете сподоби(л) приняти и уже на земле глас снабдевает и не забывает. Колми паче душу заблудящую и изгибшую может вскоре возвратити на покояние и учинити в первое достояние. Почто в такую великую печаль и во уныние (токмо веруй и уповай!) чрезмерные вдал себя? И бьешь челом нам, Великому Государю, чтоб тебя переменить, чтоб твоим затемнением ума нашему, Великого Государя, делу на посольском съезде порухи какие не учинилось.

И ты от которого обычая такое челобитье предлагаешь? Мню, что от безмерныя печали. Многи бо познахом в бедах нестерпимых испустити слезу не могущих, таж овех убо в неисцелныя страсти впадаша в неистовление или изступление ума, овех же и до конца издохнувша, якоже немощию силы их тяготою печали преклонишася.