Изборский витязь

Он мог и не продолжать. Поднятая Семёном Иванычем, дружина уже повскакала на коней и мчалась к обозам. Вече взревело и бросилось следом. Но прежде вокруг послов сомкнулось кольцо.

   - Ах они, иудины дети! - раздавались хищные голоса. - Что удумали - в спину ударить?.. Это чтобы мы, значит, рты поразевали, а они тем временем нас разбили? Вот каков по-ихнему мир?

   - Чего стоим? Бей рыцарей! - закричал кто-то из заднего ряда.

Крик подхватили, и к рыцарям протянулись руки. Они успели только схватиться за мечи, но оружие выбили у них из рук...

Далёкий гомон веча затих внезапно - словно всем болтунам разом заткнули рот. Но потом родился новый отчаянный крик - многоголосый растущий рёв бегущей в атаку толпы.

Княжеская дружина сшиблась с рыцарями прямо среди обозных телег. Всадники закружились в тесноте, больше мешая друг другу. Понимая, что погубит своих людей, воевода Семён Иваныч бросил в бой только часть дружинников - больше половины всадников лёгким намётом окружила обозы, отсекая рыцарям пути назад. Прежде, чем ливонцы поняли, что случилось, на них хлынула волна новгородцев. Против закованного в железо с ног до головы рыцаря пеший воин - ничто. Но когда их вдруг навалилось по десятку на одного, отряд Вингольда фон Берга оказался в затруднительном положении. Он видел, как какого-то всадника окружили новгородцы, он был обречён. Сразу несколько рук вырывало у него копьё, стягивали меч, чья-то ловкая рука перехватывала повод коня, кто-то прыгал на спину, выбивая из седла - и всё было кончено. Совсем рядом дружинники схватывались с конными рыцарями, оттесняя их назад.

Вингольд фон Берг первым понял, что положение отчаянное. Его отряд таял с каждой минутой. Русских было слишком много, они были всюду - всаживали ножи и короткие копья в бока лошадей, выбивали всадников из седел. Ослабевшие от недоедания лошади отказывались повиноваться всадникам, точно так же, как и руки порой подводили не по своей воле долго постившихся их хозяев. Рыцари оказались окружены. Всё больше их падало с коней. Другие бросали оружие и пытались убежать куда глаза глядят.

   - Благородные господа! За мной! - закричал Вингольд фон Берг, пришпоривая коня.

Какой-то русский метнулся было наперерез, ловя повод коня и пытаясь остановить рыцаря. Отмахнувшись мечом - своё копьё он оставил в животе какого-то смерда, - фон Берг смял человека конём и поскакал напролом прочь.

Несколько рыцарей смогли пробиться к нему - все, кто в этом аду не потерял способности мыслить. Сомкнутым строем было много легче вырваться из смертельного кольца. Разметав попытавшихся преградить им путь пеших ратников, рыцари ринулись к городу.

Дружина Владимира Псковского ждала их в поле. Русские всадники устремились наперерез тяжёлым рыцарям. Казалось, что при столкновении перед рыцарем ничто не устоит, но русских было в несколько раз больше - с фон Бергом было лишь около десятка воинов. Понимая, что боя им не выдержать, рыцари принялись отчаянно погонять лошадей.

Наблюдавший за боем магистр со стены Оденпе видел поражение отборного отряда Вингольда фон Берга. Сам комтур Ордена мог погибнуть под копьями и мечами язычников, если ему не помочь, и магистр отдал приказ открыть ворота. Решётка была поднята, и на мосту показался другой отряд рыцарей, готовый прийти на помощь первому. Гнавшиеся за удиравшими русские вовремя оценили опасность и поворотили назад - добивать окружённых в обозе.

Магистр, забыв свой сан и величие, через три ступеньки сбежал во двор. Его Даниэль, которого он всюду возил за собой, его единственный сын, был с комтуром фон Бергом. Мальчик мог погибнуть. Вольквин не афишировал своей привязанности к юноше, обращаясь с ним как с оруженосцем, но сейчас, когда он увидел, как Даниэль, чуть пошатываясь, спешивается, магистр забыл обо всех обетах.

   - Даниэль, сын. Ты жив! - подбежав, магистр горячо обнял юношу.

Осада возобновилась. Вылазка стоила Оденпе почти сотни рыцарей, а русские потеряли едва двадцать человек. Погибли и послы - их растерзала толпа. Провал переговоров и тщательно спланированной вылазки подорвал дух войска. Вдобавок неожиданно наступила удушающая жара. Скудные запасы воды быстро таяли, находиться в доспехах на стенах было невозможно, поскольку стоявшие на посту всё чаще теряли сознание от жары и голода. Простые воины, ополченцы роптали. Мирные жители так вовсе смотрели на рыцарей волками. Начинающееся лето грозило погубить всех.

Вольквин терпел долго. Он никак не мог примириться с тем, что он магистр Ордена Меченосцев, сдаст город какому-то русскому язычнику. Хотя он знал, что князь Владимир одно время служил епископу истинной церкви и даже был хорошо принят среди немцев. Но тем опаснее он оказывался теперь.

Дитрих фон Буксгевден тоже думал о Владимире Псковском, но думал как о своём тесте. Некоторые русские, как он знал, цепко держатся за родню, и Дитрих надеялся, что его тесть входит в их число. Уповая на это, он уговорил-таки магистра Вольквина сдать город.