— Тогда Ягат сказал, что я сильнее, чем кажусь. Это не помешало ему подвергнуть меня позору, но все же он прав. Я должна быть сильной, и могу быть такой. Мне не нужна защита в мире смертных.
— Ты не можешь принадлежать никому из них, — прорычал Арон и кошки, которые улеглись рядом, словно прислушиваясь к разговору, зашипели. Арон вынужден был замолчать.
— Я точно знаю, что не могу принадлежать Ягату, — сказала я твердо. И, вздохнув, добавила: — И никогда не смогу принадлежать тебе.
Арон вздрогнул, словно его ударили.
— Ты никогда не сможешь простить мне? — спросил он тихим голосом.
Я опустила голову, перевела взгляд на костер, затем взглянула на ночное небо. Отчаянно пытаясь не обращать внимания на пощипывание в глазах, проследила взглядом за падающей звездой, и, наконец, ответила:
— Неважно, смогу простить или нет. Важно, что забыть точно не смогу.
— Рахаат…
— Пожалуйста, не говори ничего, Арон. Мне пора. Я чувствую, что на меня смотрит этот жалкий работорговец. Если он скомандует мне, как кошке, я не вынесу позора. Поговори с Джитаной. Пери свободно перемещаются по лагерю и окрестностям во время стоянок. Нас охраняют звери, но с ними можно сладить. Пусть Джитана или другая пери отвлечет повара, а кто-то бросит в котел с едой для караванщиков сонного зелья. С кошками ты справишься, Арон. Не медли. Скоро мы подойдем к Аосу, и сбежать будет сложно. Ты сможешь провести пери и тэнов через Неудержимые земли к пространственным вратам.
Я встала, сделала вид, что потягиваюсь и сказала:
— Сделай это ради того, что могло бы быть между нами. Потому что я сделаю больше.
Взглянув на воина в последний раз, я тихо сказала:
— Прощай, Арон.
Мой голос дрогнул и мне не ответили.
Уходя, я чувствовала взгляд воина каждой клеточкой тела, и изо всех сил душила рвущиеся наружу рыдания.
Но когда прошла мимо Мулея, нацепила непроницаемую маску, стараясь вести себя именно так, как от меня ожидают.
— Тебе намного лучше, Рахат, — сказал торговец. — Если ты гуляешь по лагерю и ведешь беседы с другими рабами.
— Твоими молитвами и твоей заботой, человек, — ответила я, дернув подбородком.
Мулей усмехнулся, и было в этой усмешке что-то тревожное.
— Осторожно, Рахат, — сказал он. — Тебе стоит привыкать к покорности, если не хочешь раньше времени узнать, как люди умеют наказывать пленных демонов.
— Ты хочешь наказать меня? — в свою очередь, усмехнулась я. — Попробуй. Только знай, что самое страшное, что со мной могло случиться, уже случилось. Днем раньше или днем позже меня ждет позор. Не думаешь ли ты, что можешь напугать меня?
— Гордая Рахат, бывшая принцесса демонов, — процедил Мулей. — Я торговал демонами и знаю, о чем говорю. Есть в Аосе рабы-демоны. И знаешь, что я скажу тебе, гордая и прекрасная Рахат? Твой новый хозяин, кто бы он ни был, сломает тебя в два счета.
— Я смогу вынести любую боль, — просто ответила я, сама не веря в то, что говорю.
Не поверил и Мулей.
— Не любую, — ответил торговец. — Когда твой хозяин, у которого кроме тебя будет целый гарем наложниц и рабынь, возьмет тебя, твой мир сузится до размеров ожидания его ласк. Смысл твоей жизни заключится в ожидании милости господина. И когда он захочет проучить тебя, он просто не будет спать с тобой. А ты будешь медленно сгорать в агонии, прекрасная Рахат. Поверь, мой народ научился приручать демониц. Это излюбленное наслаждение высших мира сего.
Слова Мулея тяжело проседали в груди. То и дело, от гнева и стыда, перехватывало дыхание, потому что понимала: он прав.
Оказавшись одна в крытой повозке, я рухнула на колени, прямо на пол и закрыла лицо руками.
— Анахита! — воззвала я. — Ни о чем не прошу тебя, кроме одного: дай мне силы. Дай мне силы, чтобы вынести все, что приготовила мне судьба! Дай мне силы выдержать это с честью, чтобы не смалодушничать в самый последний момент… Мне нельзя возвращаться к Ягату… Но та участь, что мне грозит, кажется намного хуже… Слишком дорогую цену я плачу за благо своего народа… Слишком дорогую.
Я забылась тревожным сном, где лица родных сменяли лица смертных, где то и дело раздавался гром, вспыхивали молнии, а струи воды хлестали по лицу. Сквозь непогоду доносился хриплый голос, который то и дело сливался в своем звучании с громовыми раскатами:
— Ты — моя, принцесса Рахаат. Ты — моя собственность. Я иду за тобой и ни одна сила в мире не остановит меня.
Я вскакивала, переводила дыхание, будила прикорнувшую рядом Лею. Отвечала, что приснился кошмар, укладывалась снова. И снова все повторялось.
Прошел еще один день, похожий на предыдущие, кроме того, что сегодня не поймала на себе ни одного неприязненного взгляда. Пери улыбались мне, говорили со мной, в глазах у них застыли слезы.
— Должно быть, о нашем разговоре известно твоим соплеменницам, Рахат, — сказал Мулей, от которого ничего не укрывалось. — На тебя смотрят с жалостью.
— А на тебя — с презрением, — в тон ему ответила я, в стремлении убедить торговца в его правоте.