— Все в порядке. Извините, что беспокою. Хотел сказать, что завтра наша встреча передвигается на обеденное время. До встречи, Иванна Викторовна!
И отключается, не дав мне и слова вставить. Так всегда: разговор с начальством похож на эмоциональные качели. Когда он вот так спрашивает, как у меня дела, я готова ему все простить, а когда выключает трубку, будто с облегчением, я плакать готова. Говорю ж себе, что я «не его поля ягода» и «не для него цвела моя розочка» (уже 26 лет, к слову), но на душе скверно-о-о-о… А плакать не хочется.
Иду дальше, рассматривая людей. Разморенные туристы, характерного красно-коричневого оттенка, медленно бредут с пестрыми сумками, кричащими детьми или просто потягивая холодные напитки. Местные жители — я их отличаю по бодрому, словно на пролом, прущему шагу и живому взгляду — сбиваются в группки или же, пусть в одиночку, но упрямо мчатся по такой жаре к своей цели.
Спустя минут двадцать прихожу, наконец, к барахолке. Здесь довольно тихо, ходят либо ценители, либо… даже не знаю, как назвать эту категорию людей. На барахолках обычно и запах характерный: такой сладковатый аромат старости и влажности. Множество безделушек, как кажется, хаотично разложены на прилавках, но я-то знаю, что есть в этом своя красота. Да, девяносто девять процентов здесь хлам, но зато этот один-единственный мотивирует искать его. Откуда-то берется одна или две вещицы, которые не оценили по достоинству, не отдали в руки мастеру, и они, пропылившись на полке несколько десятков лет, теперь выставлены на обозрение.
Я хожу долго. Трогаю вещи, слушаю их историю, если продавец ею располагал или придумал. Хочется скупить больше, но у меня дома уже и так целый музей, поэтому моя цель сегодня — найти что-то особенное, что я увезу с собой в Питер, как теплое воспоминание о море.
Взгляд мой цепляется за инкрустированное темно-голубыми топазами и зелеными турмалинами карманное зеркальце. Работа настолько тонкая и прекрасная, что я, словно завороженная, глажу камни по огранке. Каждый из них сидит в цепких лапках металла, а в целом аппликация создает ощущение волны. При определенном освещении кажется, что эта волна движется. Невероятная красота.
— Сколько стоит? — сглотнув, спрашиваю взволнованным голосом. Продавец отвлекается от покупателей и недовольно смотрит на меня, приспустив очки.
— Где вы это нашли? — угрюмо спрашивает он.
— Здесь, среди потрепанных кошельков.
— Дайте сюда. — Я отдаю, а мужчина, надев очки, несколько секунд вертит зеркальце в руках. — Ай, какая-то детская безделушка, даже не знаю, откуда оно здесь. Ладно, за тысячу можете забрать.
И так небрежно кидает зеркальце на стол, что у меня сердце удар пропускает. От чего-то оно кажется мне невероятно ценным, и я готова отдать за него любые деньги.
Быстро достаю сумму из кошелька, протягиваю продавцу и забираю покупку, сжимая ее в руках. На секунду кажется, что меня обдает легким морским бризом, и камни под рукой слегка звенят. Сую зеркальце в сумку. Хочется побыстрее в номер, чтобы при нормальном свете как следует рассмотреть его.
Иду быстрее, ничего не замечая вокруг, а на сердце как-то тяжело становится. Чем быстрее скорость, тем тяжелее, как будто грудную клетку в тисках сдавили или положили огромную бетонную плиту. Неужели в двадцать шесть меня постиг инфаркт? Даже останавливаюсь. И тяжесть уходит.
Вокруг все как обычно. Солнце вконец проснулось и теперь бодро толкает облака горячими лучами. Люди продают и покупают. Под ногой пробегает толстая черно-белая крыса, и я невольно отскакиваю в сторону. Какая мерзость! Хм, мне казалось раньше, что все дикие крысы серые.
И только я успеваю об этом подумать, как вышеназванная тварь разворачивается и бежит прямо на меня. Я, визжа, делаю шаг назад и, споткнувшись обо что-то, падаю на попу на асфальт. Не успеваю и охнуть, как прямо она прыгает мне на грудную клетку и бежит прямо к горлу. Я только поднимаю руку, чтобы стряхнуть ее, как чувствую острейшую боль на шее. Мамочки, меня покусала крыса?
Осознание этого как-то само собой машет мне ручкой и спешно покидает меня.
Глава 4
Глаза открываю уже в скорой. «Наконец-то» — проносится в голове. Или это сказал молодой фельдшер? Да нет, он вроде сидит в телефоне. Может, врач? Но и тот тихо переговаривается с водителем.
— Извините, — хрипло произношу я. Врач тут же поворачивается ко мне.
— О, очнулись. С возвращением. Мы уж думали, все.
— Что «все»? — не понимаю я.
— Каюк пришел, — слышу ответ. Но у доктора губы двигаются совершенно по-другому, и он произносит:
— Вы были без сознания. Находящийся на рынке молодой человек… — а в голове невольно проносится «очень страшненький» — … вызвал скорую, но в сознание вы не приходили. Вот и пришлось забрать. Имя свое помните?
— Ива-а-ан-н-на, — чуть запинаясь, говорю я. — Шляпина Иванна Викторовна. Живу в Красносельском районе города Санкт-Петербурга.
— Тогда мы быстренько вас обследуем уже по приезде, а там и отпустим.