Избранная и беглец

Ни единой здравой мысли в голову не приходило. Рассудок нашептывал, что если пойти к Айрис, то все еще возможно. А нерассудительность, смешанная с обидой и самолюбием, засела вязкой тьмой внутри и не пускала. «Это будет выглядеть смешно, — бубнила она. — Ты ни в чем не виноват и собираешься оправдываться. Это ведь она посмотрела минутную запись и пустила под откос все то, что вы создали вместе. Это она тебя предала. Это ей ты оказался не нужен. Да и то сказать, простой модификант не пара для женщины, которой было предназначено стать богиней планеты».

От этого внутреннего диалога Оллин разрывался на части, теряясь в собственных чувствах и жалких обрывках мыслей.

Он всплывал еще несколько раз, исключительно чтобы вдохнуть воздуха, и снова нырял на самое дно. А сердце сжималось и рыдало кровавыми слезами. Казалось, еще немного — и последние ниточки, связывавшие его с Айрис, лопнут, и он станет абсолютно свободным, и даже аватар не помешает уйти от пары.

Оллин поглядывал вверх. По тому, как стремительно темнела вода, понял, что на Эрфесте наступила ночь. Потом далеко наверху засеребрилось круглое пятно, и он сообразил, что это взошла луна и смотрится в пруд, как в зеркало. Луна всегда манила его, даже на картинках и нейротренажерах. На некоторых планетах их было даже две, три. В ночи они везде выглядели очень красиво — порой золотистые, порой красные, словно медь, порой нежно-голубые. И он уж собрался всплыть, чтобы полюбоваться луной, а потом и попытаться сбежать окончательно за пределы замка, как всем телом ощутил легкое колебание воды. Кто-то осторожно входил в пруд.

Затаившись и напрочь забыв о том, что надо бы и дышать, Оллин подобрался на дне, сжался в тугой ком, готовый сию минуту рвануть вверх и перекусить наглеца, посмевшего нарушить его горестное уединение.

Шаг. Еще один, очень медленно. Поверхность воды подернулась рябью, и Оллин аж задохнулся от возмущения. Кто-то попросту решил искупаться здесь!

Это было слишком. Сидеть в глубине и наблюдать, как на фоне лунного пятна вытянулась темная человеческая фигура. Женская, между прочим. Он чуть-чуть потянул ноздрями воду, и в груди словно огненный шар разорвался. Уже было с ним такое однажды, когда плавал в озере неподалеку от замка и туда бросили мешок. Сейчас он почувствовал тот же аромат, вышибающий окончательно способность думать. Там, на поверхности пруда, преспокойно плавала Айрис, а он сходил с ума, сидя на дне.

«Издевается, — мрачно подумал Оллин, — ну-ну».

Он даже зажмурился, чтобы не смотреть, но назойливый аромат щекотал ноздри, заставляя аватара беситься и требовать свою самку «прямо сейчас и немедленно».

Тем временем Айрис, то вытягиваясь, то делая ленивый взмах руками, преспокойно плавала наверху. В какой-то миг Оллин все же не выдержал, посмотрел на нее — и оторопел, поняв, что плавает она совершенно без одежды. Жжение в груди сделалось невыносимым, и непонятно было, отчего так больно — то ли нужно было срочно всплыть, чтобы вдохнуть, то ли всплыть именно к ней.

Все разумные мысли разом куда-то делись. И Оллин, окончательно устав бороться с собой и понимая, что уже проиграл, оттолкнулся от дна всеми четырьмя лапами, чтобы взмыть вверх, к самой луне.

Он вынырнул уже человеком, прямо за спиной у купальщицы, подняв тучу брызг. Вдохнул поглубже, рукой провел судорожно по волосам, откидывая их с глаз — и зло посмотрел на Айрис.

— Ты зачем это делаешь?!

— Что — это?

Она совершенно не испугалась. Ждала чего-то подобного. И голос — сама невинность. Глазищи сверкают бриллиантами, и мокрые волосы, словно плети лунного света.

— То! — рыкнул Оллин. — Ты нарочно плаваешь здесь в таком виде?!

— В каком? — Она очаровательно нахмурилась. — А-а, прости. Но я же у себя дома, как хочу, так и плаваю. А что?

И бросила на него взгляд, исполненный истинно женского лукавства. Но Оллин плохо разбирался во всех этих хитрых штучках и тем более не думал о них сейчас, когда перед глазами все плыло от аромата Айрис, когда в груди бесился аватар, а от осознания, что она рядом и совершенно голая, кровь приливала отнюдь не к мозгу.

— Ничего! — огрызнулся он. — Совсем ничего! Отпусти меня наконец… Я не хочу так больше, понимаешь? Плевать на аватара, я здесь хозяин! И я ни в чем перед тобой не был виноват, и виноватым себя не чувствую, чтобы вот так…

— Я знаю, — вдруг совершенно серьезно сказала она, — знаю, что ты никогда не был виноват. Это я дура. Но я надеюсь, что ты меня простишь за ту глупость. Я не верила в себя, я не верила в тебя, а в результате чуть не потеряла все.

Оллин запнулся. Хотел сказать что-то злое, едкое, то, что накипело, — и не смог. А потом Айрис как-то незаметно скользнула ближе, и Оллин совершил важную стратегическую ошибку: позволил ей коснуться себя.

Это было одновременно мучительно и сладко, когда тонкие руки Айрис обвились вокруг его шеи. А еще с чувством человека, летящего в пропасть, он осознал, что их больше ничто не разделяет. Вообще ничто. Он-то тоже был без одежды.