Избранная лирика

Мира властитель жёсткий,

Уголь копаю, выпиливаю доски,

Сам же везу их по рельсам и тракту, Делаю трактор,

Делаю ложки,

Сам у ссыпного пункта стою,

Рыбу ловлю – и каждой рыбёшке, Каждой ложке

Точный веду я хозяйский счёт.

Хочется мне и ещё и ещё

Взять,

Чтобы спрятать

В жадном заводском младенческом зеве.

Запад и юг!

Восток и север!

Соки, все соки у вас я возьму!

Это не гость, не весна бестелая, Эту весну – я сам делаю!

.....................................

Но почему, почему

Этому зелень,

Этому радость – любовное зелье, Мне же –

Лишний вагон – муки веселье?

Кто-то боится за девичьи губы, А я – за дымящие трубы...

Всё потому, потому, потому лишь: В жизни все думы мои потонули!

Всё потому, что я сам врос

В рост

Почки моей весенней.

Жизнь мне была ведь не сенью –

Опорой.

Эй, вы, которые!

Знаете ли вы,

Как пахнет жизнь?

Ах, как пахнет жизнь,

Как пахнет жизнь вкусно!

А кому-то грустно,

У кого-то сердце течёт

Растаявшей ледышкой с окон...

А я весенним соком,

Соком мускулов и мозга,

Теку

По асфальтовым стволам городов

К заводам.

...........................................

Так пусть кричат враги, что сердцем сухи мы.

И пусть не назовут меня они

Поэтом.

Всё равно:

Дни,

В белом ли фартуке зимы

Или в зелёной прозодежде лета, Надо заставить

Работать на нас.

Будут!

- Заставлю! –

Работать на нас.

Вот почему сейчас,

Хоть солнце пышет горном

И пляшет трепака по строчкам Сашка Жаров, Я, солнечный, иду и думаю упорно

Про себестоимость

Советских товаров.

О знамени и поросёнке

1

В те годы он слесарем работал, Милый друг, Федотка Ходунов.

Описать хотел бы я Федота,

Но боюсь – не хватит ярких слов.

Вы таких, наверно, не видали!

Не видали этакой красы!

В холода

Он надевал сандальи,

А с весны

Всегда ходил босым.

Брюки... Нет, не брюки на Федоте!

(Брюки брал он только напрокат!) Он влачил нелепые лохмотья,

Как листву деревья

В листопад.

Был Федот

Чудовищно высоким,

Но худым... не толще костыля,

Он носил

С иголки новый смокинг,

Под которым

Не было белья!

Что сказать! Кр-расивая фигура!

Нам теперь таких не отыскать!

Но зато его не знал я хмурым,

Он не знал, как выглядит тоска.

Смокинг был не раз перелицован, А Федот, расцветший за станком, Вместе с другом Колькой Курлецовым

Вёл вперёд ячейку и райком.

Вот друзья! Всегда ходили вместе...

Кой-когда носили мне стишки...

.................................

Пробил час. Федота из предместий

Вдаль увлёк

Войны гигантский шкив.

Те года гремели и звенели.

Помню я: среди стальных колонн

Смокинг шёл под серою шинелью

На вокзал, к теплушке, в эшелон.

Рядом с ним, весёлым, яснолицым, Провожая братьев и отцов,

Знамя нёс, оставленный в столице

Курлецов.

2

Есть у дней тяжёлая походка,

А года

Ползут исподтишка...

То, что жив обшарпанный Федотка, Я узнал случайно по стишкам

И подумал: «Вот ведь поросёнок!

Не зайдёт...»

Вдруг – настежь дверь,

И вот

Вместе с Колькой собственной персоной

Забежал хохочущий Федот.

Был Федот в ботинках... и – в калошах!..

(Видно, смокинг ветром унесло!)

- Ах, родимый! Ах ты, мой хороший! –

Понеслись потоки нежных слов.

Сел Федот и положил на столик

Трубкой свёрнутый огромнейший плакат.

- Я в селе... чайку бы выпить, что ли?

Секретарь... избач... и «адвокат»!

Я ль пишу?.. Конечно!.. И выходит!

Даже были где-то две статьи... –

Счастлив день, который к нам приводит

Тех, кто шёл с тобою по пути.

...Хохотал, показывая дёсны.

Три часа растаяли дымком.

Плыли вновь над нами те же вёсны, Клуб гудел, и заседал райком...

Позабыли мы про Курлецова,

Что сидел в углу вдали от нас.

Три часа не молвил он ни слова, Не сводя с Федота злобных глаз.

Вдруг он встал, расхлябанный, вихлястый, И сказал: — Погибло всё сполна!

Это да! Даёшь на фронт — и баста!

Золотые были времена!

Знамя нёс я... Напирал Деникин.

Умереть — и то ведь нипочём!

А теперь... (Тут головой поник он.) А теперь... ходи под нэпачом.

Дрянь дела!.. — Тут начал Колька крыть их.

(Стыли в нас от горюшка сердца.) Мол, ему

Сказал Воронский, критик:

«Надо нам «художника-спеца».

С тех времён испортилась погода.

Сам себе дороженьку размёл!

Третий год, как он ушёл с завода, Вот уж год оставил комсомол...

Что потом — не трудно догадаться.

(Эх, дела! Мне б не глядеть на вас!) Шляйся тут по тысячам редакций

Получить хоть маленький аванс.

Так он жил. Не мудрено, что вскоре, Вместе с «гениями» радости блатной, Он аванс и ломаное горе

Научился оставлять в пивной.

— ...Вот оно, что стало нынче с нами!

Жисть не жисть — паршивенькая клеть.

Взять бы нам утерянное знамя,

Я бы мог хоть с честью умереть...

.......................................

...Треснул стул под лапою Федотки.

Блюдце вдрызг — рассвирепел Федот.

Не слова — снаряды бьют из глотки!

А кулак стучит, как пулемёт.

— Жалкий трус! Растеря, не иначе!

Бросил ты наш славный трудный путь!

Видно, ты — под красным бантом кляча, Если мог

Такое сказануть.

Речь твоя вредна и безрассудна.

Хочешь плыть, — и чтобы без мелей?

Умереть? Да это, брат, не трудно.

Жить смоги! А это тяжелей.

Ты б хотел: что день — то на Варшаву?

Голодать — так чтоб не за «пустяк»?

Ты сумей в работишке шершавой

Видеть цель,

Ценить наш каждый шаг.

В комсомол! К работе! Наша сила —

В дружном стане боевых ребят... —

В этот миг со столика схватил он