— А ведь и верно, — захохотал Гирос, — обойдусь. Мне ведь ничего не стоит. Меня ведь только допусти, пса, я за глотку возьму… Да ты не стесняйся, Мишель, пинай меня, черта!
Мальчик в красном казакине подал синий конверт и вышел. Компаньоны прочли:
«Милостивый Государь, терпение мое истощилось. Все.
Шипов побледнел, усмехнулся.
— Это граф твой, прощелыга твой, старается, — сказал он, — я-то знаю, се муа. Не хочет делиться. Бить будет?
— Мишель, — сказал Гирос, — плюнь ты на них… Уезжай отсюда. — И потянулся к еде.
Шипов дрожащей рукой налил себе водочки, выпил.
— Ты гляди не уходи никуда, — сказал он Гиросу. — Вместе будем отбиваться… — И заглянул в глаза компаньону, но там, в карих кружочках, гуляли тоска и холод. — Ты чего? — спросил Михаил Иванович. — Ты чего, ай уйти хочешь? Уйти хочешь, меня одного бросить? — И ему захотелось ударить компаньона по длинному пунцовому носу. — Куда же ты пойдешь, куда, мезальянс ты этакий!..
Гирос медленно попятился, заслоняясь обеими руками.
— Ну, куда?
Он продолжал пятиться. Вдруг с улицы грянуло:
— А ведь деньги-то взял, — сказал Шипов. — Эх ты…
— Взял, — сказал Гирос шепотом. Он продолжал пятиться, а сам глядел куда-то мимо Шипова, перебирал бесчувственными губами — то ли жевал, то ли говорил что — и пятился, и наконец распахнул дверь, и вышел.
— Амадеюшка! — крикнул Шипов, но все было напрасно. — Эй! — снова крикнул он, но звук его голоса беспомощно растаял в коридоре. — Эгей! — В соседнем нумере распахнулась дверь, и показалась испуганная дама в кружевном чепце. — Эй, кто тут есть?!
Хлопнула другая дверь, появился хозяин Севастьянов.
— Вы чего это, батюшка Михаил Иванович? Чего изволите, сударь?
— Посиди со мной, — попросил Шипов.
— Как же-с?
— А вот так же-с… Выпей-ка вот.
Они уселись в кресла. Шипов выпил рюмочку. Севастьянов отказался.
— Руки у вас дрожат, — сказал он.
— Слыхал? — спросил Шипов хрипло.
Но Севастьянов ничего не слышал.
— Вы бы цилиндр сняли, — сказал он, — голове-то по-легче-с.
— Полегче-с, — засмеялся Михаил Иванович. — А вино пропадает. Выпей, ну, выпей…
— Вы бы гостей позвали, — сказал хозяин, — погуляли бы с людьми-с…
Шипов снял цилиндр, швырнул его в угол, взбил бакенбарды.
— А ведь верно, вузаве, — обрадовался он. — А эти, что грозятся, пущай их, верно?.. «В полку небесном ждут меня…»
— В самом деле, — сказал хозяин, — ждут-с.
— Я вас не трогаю, и вы меня не трожьте, верно?.. Зови гостей, зови гостей, се муа, мон шер!
Наверное, ни в одном нумере не осталось ни души, так притягательны были трехкомнатные апартаменты утомленного красавца в коричневом сюртуке из альпага. И едва лишь прозвучал клич, как все тотчас ответили согласием и начали наряжаться. «Господин Зимин просят пожаловать на именины-с». Так приглашал всех Севастьянов, и все отправились.
Через час комната была полна. Гости сидели вокруг стола, на диванах, в креслах, два молодых человека пристроились на подоконнике, поставив меж собой тарелку с сыром и бутылку шампанского. Окна были распахнуты, майская прохлада лилась с улицы. Шипов командовал поначалу, а после само пошло. Какие-то немолодые дамы сидели по правую от него руку, слева — громадный поп в серой рясе, с седеющей бородой, с розовыми губами.
Было очень по-домашнему, просто, сердечно и мило, поэтому никто не чинился, и каждый сам хватал еду и сам наливал, что хотел, и пил, а легкая застольная беседа скрашивала досуг. Все перезнакомились, даже завязали отношения, а один из двух молодых людей очень активно переговаривался с единственной в этой компании прелестной барышней, и там, видимо, что-то такое уже намечалось.
Мальчик в красном казакине сбился с ног, унося объедки и расставляя новые блюда, откупоривая новые бутылки.