Избранная проза

Я положил стопку белоснежной бумаги на «письменный» стол, проверил свою шариковую ручку и решил, что сяду за стол, как только родится первая мысль. Чтобы облегчить эти роды, я храбро и неустанно вышагивал от кровати к стене и обратно. При этом в голову мне лезли всяческие посторонние мелочи: например, в связи с моими торжественными приготовлениями возникла весьма расхолаживающая мысль о том, что, перед тем как сесть писать театральные программки и аннотации, я всегда тоже разгуливаю по комнате, а результаты, скажем прямо, оставляют желать лучшего. Или опасение, что второй шаг придумается раньше первого. Еще почти не зная этих людей, я уже освобождался от их реальных образов, чтобы создать искусственные. Я не хотел присоединяться к той категории авторов, у кого идеи рождаются в соответствии с политическими или экономическими требованиями сегодняшнего дня, а потом они уж подгоняют персонажи по меркам этой «идеи». Нет, моя пьеса должна быть настоящей, настоящей в том смысле, что ее конфликты будут порождены поступками действительно существующих живых людей. Поэтому я поклялся себе, что окончательный выбор основной темы сделаю не раньше, чем она сама настигнет меня в настоящей, а не выдуманной жизни.

Вероятно, надо было напрямик спросить кого-нибудь из хуторян, почему он остается здесь, спросить хотя бы затем, чтобы выяснить, что же тут, собственно, было. В конце концов, решения принятые, но отложенные имеют тенденцию только ухудшать положение. Можно в связи с этим вспомнить, например, пропущенный визит к зубному врачу. С другой стороны, меня немного пугал мой собственный темперамент. Я не верил, что у меня хватит духу в спокойной, так сказать, репортерской манере расспрашивать эту Густу. И что мог бы мне ответить Йозеф? И что захотел бы ответить старый холостяк Бруно? Если не принимать в расчет Краутца, который умел много наговорить, ничего не сказав, то оставались только Гундель и Понго.

Приходится признать, что перспективы были безотрадные. Но человеку по фамилии Крамбах, который все-таки сел за стол и стал исписывать листки именами Гундель и Понго, они все еще представлялись достаточно радужными. Серьезный разговор с Гундель принесет только удовольствие, эта девушка, если уж на то пошло, вовсе не дура. А что касается Понго, то необходимо завоевать его доверие. Надо поговорить с ним с глазу на глаз, но прежде внушить ему, что ни его самого, ни его убежище я никому не выдам. Без человеческого участия и помощи мальчишке не обойтись. И ему надо помочь. Я вовсе не собирался подменять собою школьную администрацию, разыгрывать из себя стража порядка. У меня была другая роль. Я ведь отвечал только перед театральной публикой, а не перед этой помешанной на методических пособиях директрисой.

О, как мне было хорошо в эти минуты. Меня переполняла уверенность, уверенность начала, а злая судьба уже подготовила конец этой истории — напрасный приезд полицейских и «скорой помощи». То ли бессознательно, а скорее от ложной самоуверенности, я вдруг сказал правду, когда внезапно за моей спиной возник Краутц. Заметив учиненную мною перестановку и разложенную на столе в ожидании приступа вдохновения бумагу, он спросил:

— Ну, и как дела?

— Уже втянулся, — ответил я.

— Вот как, — сказал он спокойно, — ну если так, то пойдемте-ка поедим. Или вы что-нибудь купили?

Кровь бросилась мне в голову; вот опять приходится лепетать какие-то извинения.

Краутц облегчил мое положение. Он снял напряжение, разрядив всю сцену своей иронией:

— Это бывает, когда занимаешься искусством.

Он выглянул в окно. Гундель на своем велосипеде как раз подъезжала к хутору, Краутц поднял гардину и смотрел ей вслед, словно только для него одного была поставлена эта мизансцена — появление девушки. Столь откровенный интерес показался мне неуместным. Если тут кто-то имел право наблюдать выход героини, так это именно я.

— Ладно, ладно, — сказал Краутц, когда я задернул гардину. — Пошли в пивную есть яичницу с ветчиной.

— И с пивом, — добавил я примирительно.

И только по дороге возле запущенной живой изгороди я вспомнил, что условился с Недо.

13

Все мои намерения потерпели крах из-за одного этого голоса. Я хотел тихонько сесть в углу, выпить за едой стаканчик пива, не спешить, сохранить достоинство и остаться просто холодным наблюдателем. Но едва дверь пивной закрылась за мною, как меня настиг этот голос. Мгновенно на меня обрушился водопад язвительных разоблачений, полных восторженной агрессивности и бесстыдных намеков. Я инстинктивно хотел отступить, но тут чья-то рука обхватила Краутца за плечи, дотянулась до моей бороды и потянула меня к стойке, туда, где резко пахло женским потом.

— Ииии! — взвизгнул тот же голос, — кто это к нам пришел? Макс, что это за гости у тебя, новые, что ли? Этого я еще не знаю, хотя знаю всех, блондинов и брюнетов, брюнетов особенно, потому как меня к ним тянет. Слушай, чернявенький, ты мне нравишься, ну подойди поближе, сюда, сюда, к свету! Макс, зажги свет, мне охота рассмотреть как следует этого мужичка! Какие у него волосы!