Избранник Ада

Этого я тебе сейчас сказать не могу. Во всяком случае, успокойся – ничего плохого тебе делать не придется. Знаешь, бывает, чтобы кому-то стать великим боксером, надо, чтобы нашелся какой-то единственный человек, который бы посоветовал ему бросить баскетбол, где с него толку немного, и заняться боксом. Примерно таким вот, советчиком, образно говоря, будешь ты, иначе не будет великого боксера. Выходит, без тебя не обойтись.

– И что и кому я должен посоветовать?

– Да ничего и никому. Ты будешь использован нами по-другому, втемную. А пример мой аллегоричен – это так, для красного словца. И помни: Дьявол коварен, но не злонамерен, как утверждают святоши. И настоящих злодеев Он наказывает по всей строгости, ты это видел сам.

Сказав это, Баал-берита погрузил меня в мысленную прострацию. Но догадка не приходила. А неизвестность всегда страшит больше опасности, о которой знаешь наперед.

– Ну что, пойдем, глянешь свою грядущую вотчину? – донесся голос писаря Ада, пробивший мои мрачные мысли.

– Пойдемте, – вздохнул я и поднялся, отгоняя от себя тревожные мысли.

– На кого бы ты хотел там взглянуть?

Я бросил мимолетный взгляд на пачку папирос «Герцеговина Флор», и слова сами слетели с моих губ:

– На Сталина.

Глава XVI Сталин – вассал Сатаны

Мы переместились в пространстве и, возможно, во времени и оказались в живописной долине, выходящей из излучины двух чистых, как хрусталь рек. Она освещалась полной и яркой Луной, небо было усеяно большими, южными звездами. Легкий прохладный ветерок шевелил вершины диковинных растений бледноватой зелени, собранных в кущи, волновал девственные, нетоптаные травы полей и играл мерцающей росою алых роз в садах и полевых цветов – на лугах. Несмотря на полумрак, от них исходил утренний аромат расцветающей жизни. Пели птицы.

Реки сбегали с торжественных гор, высоких – до самых звезд, вершины которых блистали синевой снега. У подножия ближайшей горы, как ее младший брат, на утесе, ютился замок из белого камня. Крепостные стены его были увиты виноградным плющом. «Домиком» построенные башенки, на манер древнегрузинских, украшали пятиконечные рубиновые кремлевский звезды, а над центральной башней самого замка развивался флаг… Советского Союза! С серпом и молотом…

Мы приблизились к железным воротам строения. Сидящий на перекладине ворот большой, черный ворон, трескуче прокаркал нам какое-то то ли приветствие, то ли предостережение.

Заслышав крик ворона, из привратной конуры, с грозным рыком, вылез дракон, прикованный к входной калитке тяжелой, якорной цепью. Из раззявленной его пасти, ощеренной частоколом острых, как бритва, и частых, желтых зубов, низвергались огненные струи, от которых плавился и трескуче шипел булыжник под его кривыми, в стальных когтях, лапами. Он был небольших размеров, чуть больше крупного пса, вроде мастиффа, но, судя по внешнему виду, явно со всеми замашками настоящего дракона.

Завидев писаря Ада, он завилял гребешкастым хвостом, радостно захлопал перепончатыми крыльями, словно вороненок, просящий у своей матери-вороны пищу, и, пригибая чешуйчатую голову к земле, кинулся лизать Баал-берите руки раздвоенным, красным языком, источая от себя неприятный запах горячей серы.

Но, вдруг, заметив меня, он неожиданно яростно метнулся в мою сторону, порвав приковывающую его цепь. Он сбил меня с ног своей грудью с такой мощью, будто на меня на скоростной трассе наскочил грузовик доверху груженый железной рудой. Кубарем пролетев несколько метров, я оказался беспомощно лежащим навзничь. С быстротой молнии, не дав мне придти в себя, дракон прыгнул на меня сверху и, прижав к земле рвущими мою грудь и ломающими ребра лапами, сомкнул у меня на шее свои чудовищные челюсти. Позвонки захрустели в его зубах, как кукурузные хлопья, а мои глаза, залил зловонный огненный смерч, выжигая их из ломаемых, как яичная скорлупа, костей черепа.

Пытаясь оттолкнуть чешуйчатое, скользкое тело дракона одной рукой, я правой вцепился в его упругое, как теннисный мяч веко, сжав его в судорожной, мертвой хватке. И через мгновение глаз дракона лопнул с шумом взорвавшейся хлопушки, разбрызгивая во все стороны черные сопливые ошметки, распространявшие запах тухлятины. Но это не остановило нападения, а только прибавило зверюге б́ольшей ярости. Я взвыл благим матом от нестерпимой нечеловеческой боли, не закончившейся, почему-то, шоком – такой, что смерть вмиг превратилась в желанную гостью. Эта боль пронеслась по мне, как горящий танк по сбитому пехотинцу, оставляя после себя жуткое месиво из дробленых костей и обрывков мяса.

– Место, Яшка, место! – вдруг, как оглушительный гром, после ослепляющего разряда молнии, расколол воздух свирепый возглас писаря Ада.