Избранник Божией Матери. Преподобный Иосиф Оптинский: житие и наставления

С трепетом предстал перед старцем Амвросием новый пришелец; просто, незатейливо рассказал ему свою жизнь и просил благословения пойти в Киев, куда так давно стремилась его душа и где, быть может, он и совсем бы мог остаться… Прозорливый старец слегка ударил его по голове и сказал: «Зачем тебе в Киев, — оставайся здесь». Снова заветный Киев ускользал от него, но Иоанн глубоко верил, что в словах старца заключается для него указание воли Божией, о котором он так молился и потому со словом «благословите» он поклонился старцу и вручил ему себя. Это было 1 марта 1861 года.

По оптинскому обычаю каждому новичку даётся послушание на кухне. И новый «брат Иоанн» был назначен в скиту помощником повара. С первых же дней его новой жизни обнаружились добрые качества его души: задатки беспрекословного послушания, молчаливости и скромности стали крепнуть и развиваться под влиянием духовного воспитания. Тихая монастырская жизнь пришлась ему по сердцу; здесь он отдыхал душой и радовался, что мир остался где-то позади, и сюда не проникает его шум и суета. Навидавшись и натерпевшись всего в миру, он мог вполне оценить тишину обители.

Так прошел Великий пост и Пасха, наступали Петровки. На день заговенья братия поужинали и пошли на вечернее молитвенное правило. В трапезной шла уборка. Брат Иван убирал посуду и, обтирая пальцем оставшуюся в чашках сметану, простодушно облизывал её. Вдруг он почувствовал, что сзади кто-то положил ему руку на плечо. Оглянувшись, он увидел перед собой скитоначальника о. Пафнутия. Покраснев, брат Иван стоял, как виноватый, но начальник, ласково улыбаясь, сказал ему: «Брат Иван, хочешь перейти к старцу?» «Я растерялся, — рассказывал впоследствии сам батюшка о. Иосиф, — и вместо того, чтобы ответить: как благословите, сказал: хочу». Между тем, извиняясь перед начальником, брат Иван проговорил: «Простите, батюшка, я всё ем». О. Пафнутий сказал: «Ешь и пей; да только дело разумей».

На другой день он перебрался в хибарку старца Амвросия, где и прожил ровно 50 лет.

Близость к старцу с одной стороны утешала и радовала его, а с другой нередко смущала его неопытный ум. Постоянный приём посетителей, постоянная суета и молва стали скоро тяготить его. По неопытности своей в духовной жизни, он не высказывал старцу своего чувства и смущения, и помысел за помыслом надвигались на его смущенную душу… Однажды сел он у стола опершись рукой, и весь отдался охватившим его мыслям, — и заветный Киев с его святынями снова вырос в его воображении, и священный Афон с его пустынниками, отшельниками и келиотами… «Вот там — настоящая жизнь монашеская, там — святость, там — дивные старцы-подвижники…, а здесь… здесь не то; здесь всё народ, здесь не всегда приходится быть даже и в церкви, некогда и помолиться, и почитать… Да и поют-то здесь не так. Лучше уйти отсюда на Афон».

Охваченный волной «помышлений сомнительных», юный инок не заметил, как в келью, где он сидел, вошел старец. Вдруг он услышал за собой голос батюшки о. Амвросия, который, ударив его слегка по плечу, сказал: «Брат Иван, у нас лучше, чем на Афоне; оставайся с нами!»

Эти слова так поразили молодого послушника, что он тут же с раскаянием и умилением упал к ногам старца. С этого момента он ясно понял, что все смущающие его помыслы были просто искушением. Каких старцев и где ещё искать ему, когда он здесь непосредственный ученик такого старца, который читает его сокровенные мысли? И с тех пор он всецело предал свою волю в послушание своему великому авве. До самого переезда отца Амвросия в Шамординскую обитель отец Иосиф был келейником и помощником старца. Его любовь и преданность к старцу были безграничны; его послушание было назидательно для всех; не только воля старца, но и каждое его слово было для него законом.