Избранник Небес

Заметив, что медиамагнат немного потеплел, и категоричность на его лице растаяла, он добавил:

— Господь выводил их за пределы земного мира, раскрывая им тайны мироздания, о которых, как сказано в первоисточниках, даже ангелы говорили шепотом. Патриархи находились на такой ступени святости, что Господь всегда первым обращался к ним, поскольку в этом и заключалось их основное предназначение как пророков — воспринимать Божественные откровения и доносить их народу без искажений.

— Одним словом, если я правильно вас понял, то все дело в богоизбранности. Кого-то Бог избрал, а кого-то нет.

— Должен вам сказать, господин Белуджи, что мне действительно импонирует ваша манера смотреть сразу в корень проблемы. Если быть откровенным, то я удивлен смысловой нагрузке вопросов, которые задаете вы, занимающийся большим бизнесом человек, у которого, наверняка, не хватает времени, чтобы уделить внимание родным и близким вам людям, не говоря уже о теологии. Но раз уж мы коснулись темы избранности, то позвольте все-таки спросить: какое я — теолог, специализирующийся в основном на мистике иудаизма, могу иметь отношение к магическим текстам ассирийских жрецов? Ведь это же кардинально отличающиеся друг от друга древние культуры!

— Давайте выйдем на свежий воздух и там продолжим беседу, — уйдя от прямого ответа на вопрос, предложил Джино.

Утомившись от просмотра успевших ему надоесть картин, он молча повел гостя через комнату отдыха, напоминающую своей искусной воздушной резьбой по камню залы мавританских дворцов, прямо к открытой террасе, залитой мягким матовым светом.

Выйдя из прохлады, поддерживаемой в доме автоматической системой кондиционирования, доктор Майлз окунулся в горячую ванну влажного летнего воздуха, наполненную ароматами тропического сада. Багровые сполохи уходящего дня на небе опустились сотнями алых воздушных шалей, плавающих в сумерках между деревьями. Крики экзотических птиц и вопли завезенных из джунглей животных добавляли в эту восхитительную картину, наполненную приятной тревогой, элемент торжества необузданности дикой природы.

— Удивительное чувство, не правда ли? — шепотом спросил Белуджи.

— Да, вы правы. В бетонных джунглях мегаполиса чувство любви к жизни быстро притупляется, и человек рано или поздно превращается в запрограммированную машину для зарабатывания денег, лишь изредка дающую сбой из-за вируса, пробуждающего нас от ежедневных стереотипов. Вы создали поистине райский уголок, и я вам действительно искренне благодарен за оказанное гостеприимство, а по поводу гостиницы прошу извинить меня, если я вас обидел. Я не привык висеть у кого-то на шее.

— Послушайте, Шон, я вижу, что вы порядочный малый, и на вас можно положиться. Я не стану сейчас долго распространяться о предмете ваших будущих научных исследований. Скажу лишь, что у меня есть веские основания полагать, что где-то в гробнице спрятан рецепт долгожительства и исцеления. Именно это меня в конечном итоге и интересует.

Белуджи вздохнул полной грудью:

— Вы правы, здесь под открытым небом, глядя на звездную россыпь, действительно чувствуешь себя живой частичкой бескрайнего космоса. Но я отчетливо помню, как не хотел приходить в этот земной мир. И когда ангелы, одетые почему-то во все черное, мельком показали мне всю мою будущую жизнь, я воспротивился изо всех сил, не желая рождаться заново. А теперь — не хочу умирать так рано.

Предложив Майлзу сигару, медиамагнат продолжил:

— Всю свою дрянную жизнь я карабкался на финансовую вершину мира, не зная отдыха и элементарного человеческого счастья. И вот теперь, когда мне перевалило далеко за шестьдесят, я стал безнадежно больным, медленно сгнивающим заживо мешком, нафаршированным деньгами. Почти прожив жизнь, я так и не понял, для чего мне Бог ее дал. Моя жена и дети погибли из-за подонков, подложивших бомбу в автомобиль. Когда мои головорезы нашли этих ублюдков, я им лично отрезал яйца, а затем залил расплавленный свинец в горло, но боль от потери дорогих мне людей не ушла, и легче от этого мне не стало. Я попытался заполнить внезапно возникшую пустоту и потерю смысла жизни неустанными молитвами и просил у Господа исцеления для души и тела. Но Он не слышит меня, я ему безразличен. Боли с каждым днем все усиливаются и усиливаются, а надежда на выздоровление становится все более призрачной.

Джино налил себе в бокал немного виски и, добавив свежего льда, вдруг неожиданно для Майлза рассмеялся: