— А кто ты? — удивился Гефестион.
— Я общался с богами и героями. В меня вселилась бессмертная душа неистового Ахилла! Я, как он, разъярённым львом готов сражаться с персами!
Друзья не поняли, всерьёз он говорит или ещё не вышел из мифологического образа. Но то, что Александр вдохновился историей Гомера, заметили по приподнятому настроению.
Гефестион не разделил упоение друга-царя, промолчал. Поостерёгся напомнить, что Ахилл не сам распорядился своей судьбой — так решили боги. Мать Фетида, пожелав сделать сына бессмертным, погружала младенца в подземную реку царства Аида, Стикс, но держала за пятку. Тело стало твердым, меч отскакивал, но пятки чудодейственная вода не коснулась. Лишь Аполлон знал уязвимость Ахилла, обещал Фетиде хранить его и тайну. Во время войны греков с троянцами бог покровительствовал Трое предупредил Ахилла, чтобы не проявлял жестокости, а он не повиновался и готовился сразиться с богом. Разгневался Аполлон и, незримый, направил стрелу Париса в пяту Ахилла… Неужели о таком исходе грезит Александр?
На следующий день войско направилось к Абидосу, где давно поджидала вторая часть македонской армии; она прошла до Коровьего Брода (пролив Боспор), где на торговых судах и рыбачьих карабасах переправилась на азиатский берег*.
Армия воссоединилась, и теперь уместно подвести первые итоги. Во время перехода потерь избежали, удача сопутствовала и в храме Афины у Илиона. Царю досталась священная эгида, с которой царь не расставался, на ночь держал у постели в палатке. Подарок богов? К счастливым обстоятельствам отнеслось и непредвиденное место захоронения Ахилла. Последовавшие за этим первые столкновения с авангардными отрядами персов приносили успехи, хотя всерьёз воспринимать их не приходилось. Персы не ввязывались в бои, имея в виду численный перевес македонян. Только сражение главных сил могло определить победителя в войне, обозначенной эллинами священной. В начале лета армии встретились у реки Граник* недалеко от Илиона.
Как только Дарий получил сообщение о появлении враждебной армии в прибрежных землях царства, он понял, что Александр желает воевать с ним на равных. В Персии знали об успехах сына Филиппа на Балканах, о разгроме Фив, но большого значения не придавали. Персидская армия настолько могучая, что одним сражением могла завершить войну. Но Дарий поразился удивительной бесцеремонности заносчивого Македонца и надумал немного потянуть время. Поиграть, как кошка с мышкой, чтобы наказание показалось болезненней, а сам Александр, ввергнувшись в ужас собственного поражения, показался бы смешнее смешного.
Из донесений шпионов стало известно, что у македонян всего шесть тысяч всадников и двадцать тысяч пехотинцев. Дарий направил к Гранику, где собирался проучить Александра, восемнадцать тысяч конных гвардейцев под командованием лучшего полководца — Мемнона. В поддержку придал тридцать тысяч пехотинцев, которые заблаговременно заняли высокий берег реки — противодействовать переправе.
На совете перед сражением самый пожилой из военачальников Парменион, осмотрительный в действиях, высказал Александру опасения:
— Нельзя переправляться сходу, да ещё на виду у персов. Они стоят очень выгодно для себя. Перебьют, как воробьёв в зерновом амбаре. Лучше дать войску отдых, в другом месте искать безопасную переправу. Я уверен, перед нами не основные силы персов. Если ничего против них предпринимать не будем, им надоест ждать и уйдут. Напасть не решатся. А следом мы переправимся без всякой опасности и потерь.
Александр резко оборвал:
— Вы слышите, чем озабочен наш прославленный полководец? То, что он предлагает, не соответствует ни славе македонян, ни моему обыкновению встречать опасность лицом к лицу. Мы не побоялись преодолеть опасный в любую погоду пролив Геллеспонта, а сейчас перед нами даже не река, а мелкий ручей! Мне будет стыдно за себя и войско, если поступить, как предлагает Парменион. Тогда персы узнают, что перед ними не их победители, а трусы; они возрадуются, когда узнают, что смогут и дальше удержать македонского воина, как неразумного ребёнка.
Военачальники не возразили, промолчали и после того, как Пармениона с небольшим конным отрядом царь отправил вверх от переправы. Чтобы наблюдал со стороны и вмешался бы только в случае необходимости. Гефестион во главе элитных всадников, с нетерпением рвавшихся в бой, начал переправу.
Как только первые ряды македонян вступили в реку, с противоположного берега на них обрушился ливень из стрел и копий. Мелководная переправа заполнялась трупами людей и животных, но смельчаки не замечали смертельной опасности. Упорно продвигались дальше, и продолжали нести потери. Стало понятно, что дерзкий замысел Александра провалился; прозвучал сигнал к отходу. Когда пересчитали, сколько воинов осталось у Гефестиона, царь понял, что зря оскорбил Пармениона. Но признаваться в ошибке не пожелал.
Под ликование персов македоняне в печали собрали из воды и захоронили мёртвых, лечили раненых. До темноты слышали оскорбления, а потом всё стихло.