Избранник ворона

С первых же нот, взятых Сесиль, Нил понял: беда! И дело было отнюдь не в отсутствии голоса и слуха, как о том твердили кафедральные мегеры. И то и другое у Сесиль безусловно имелось. Средненькое и даже миленькое, как у сотен тысяч девчонок – любительниц попеть под гитару у костра или за дружеским столом. И не было бы ничего катастрофического в том, если бы не одна роковая подробность: с упорством, достойном, как говорится, лучшего применения, она подражала оперной манере пения, не обладая для этого ни данными, ни школой, ни развитым вкусом. Ее высокий голосок – слабенькое лирическое сопрано с намеком на колоратуру – дрожал и срывался. Утопая в старательных и неискусных руладах и трелях, она безнадежно сбивалась с ритма, и даже при правильном попадании в ноты создавалось полное ощущение глубокой лажи, многократно усиленное специфическим репертуаром.

То ли кто-то зло подшутил над бедняжкой Сесиль, то ли в ближайшем русском кабаре, куда она приходила изучать культуру далекой загадочной страны, подвизались на редкость странные личности, только вместо традиционной «Калинки-малинки» или «Две гитары, зазвенев...» сквозь толщу вокальных заморочек и густейший акцент отчетливо прорывались «А мать свою зарезал, отца я погубил» и «Кокаина серебряной пылью все дорожки мои замело». Даже невинная «Мы на лодочке катались» в версии Сесиль, определенно копирующей неведомых фольклористов, приобрела своеобразный припев: «Ти сука-билять, впаху ковихять, вписту ковихять, сосенка!» Более современный репертуар был представлен шедеврами типа «А я сидю, глядю на плинтуаре» и «Муженек мой – бабеночка видная». В сочетании с манерой исполнения это создавало эффект потрясающий...

Глядя на ее сосредоточенное, покрасневшее от усердия лицо, Нил понял, что приколом здесь и не пахнет. Похоже, мадемуазель всерьез убеждена, что народ наш других песен не поет. Нилу предстояла не только музыкальная, но и большая дипломатическая работа. Его охватила лютая злоба на кафедральных стерв, столь коварно его подставивших. Сами-то небось постеснялись сказать в лицо иностранке, чего стоит ее программа. Или побоялись?

– Ну, попляшете вы у меня! – страстно прошептал он. – Ви что сказаль? – встрепенулась Сесиль.

– Я предлагаю выпить по чашечке кофе, а потом – revenons a nos moutons<Вернемся к нашим баранам (фр.)>

– Oh, tu parle Francais?<О, ты говоришь по-французски? (фр.)> – обрадовалась она, моментально перескочив на «ты».

– C'est та langue oubliee, – ответил он, встал из-за нераскрытого рояля и галантно протянул ей руку. – Allons done<Этом язык мной забыт. Пойдем (фр.)>.

Когда она надевала в гардеробе свое пальто – из плотной и блестящей серой ткани, с капюшоном на белой подкладке, – он едва чувств не лишился. Именно в этом пальто она стояла, фотографируя. Никольский собор, и именно ее он принял тогда за Линду. Ирония судьбы, или «с бонсуаром»!

* * *

Придя домой, он завалился спать и продрых до позднего вечера. Встал с тяжелой головой, поплелся на кухню ставить чайник. У Гоши играл магнитофон, слышались веселые голоса. «Заглянуть, что ли? – лениво подумал Нил. – Расскажу про сегодняшнее интересное знакомство».

Но не рассказал, потому что в Гошиной гостиной его ждало еще одно знакомство, и тоже небезынтересное. За столом вокруг начищенного и отремонтированного самовара собрались все нынешние обитатели квартиры плюс мистер Мараховски и незнакомая Нилу девица чрезвычайно своеобразной наружности: рост не меньше двух метров, перебитый нос, фигура культуриста, черная кожаная безрукавка, на мощной руке выше локтя – трехцветная татуировка китайского дракона, дикая рыжая копна на голове. Первой появление Нила заметила именно она:

– Ты Нил?!

Он остолбенел от такого вступления, но лишь на долю секунды.

– Я-то Нил, а вот ты у нас кто будешь, такая прыткая?

– Джейн Доу.

– Классная кликуха, в самый раз для протоколов.

Девица оглушительно расхохоталась, вслед за ней – Эд. Остальные растерянно переглядывались.

– Джейн Доу – это на жаргоне американских полицейских неустановленное лицо женского пола, – пояснил Нил. – Детективы буржуйские читать надо!

– Я не кликуха! – громко заявила атлетка. – Я Джейн Доу из «Вашингтон пост». Нил, кто по-твоему сменит Брежнева на посту верховного правителя России?

– Такого поста нет, – моментально насторожившись, ответил он. – И вообще, я согласия на интервью не давал.

– Это не интервью. Это социологический опрос. Пока получается Андропов – тридцать один процент, Кириленко – семнадцать, Устинов – тринадцать, Гришин – восемь, Романов – три.

– У них бы и спросила. А я не знаю.

– А как ты относишься к советской военной агрессии в Афганистане? К высылке академика Сахарова в Горький?

– А как ты относишься к тому, что тебя сейчас с лестницы спустят? Тоже мне Джейн Доу! Ребята, кто привел эту швабру кагэбэшную? Вам что, приключений на свою задницу надо?