Избранники Небес

— Довольно! Я пришла сюда не затем, чтобы лясы точить и выслушивать твои полоумные и дурные шуточки. Сейчас я убедилась, что сегодняшний инцидент не только не пристыдил тебя, а наоборот, ты настолько возгордился гладиаторскими подвигами своего сумасбродного работника, что вот-вот лопнешь от гордыни. Но не думай, что сегодняшние побои нашего работника останутся безнаказанными…

— Ох-ох, как же ты меня испугала, — чванливо отозвался тот на угрозу. — У меня даже коленки затряслись и в глазах что-то затуманилось. Может твой достопочтенный, обожаемый и циничный доктор ибн Салим осмотрит и меня, а еще лучше всех нас…

— Прекратите этот раздор! — вмешался Калветти в перебранку двух лидеров. — Я поддерживаю ваши суждения, Гатеридж, но это не значит, что я стану выслушивать ваши необоснованные и двусмысленные придирки к моему старому другу. Ахмед Али не сделал вам ничего дурного, почему же вы отзываетесь о нем с таким неуважением? Я не стану вмешиваться в ваши разборки с мисс Браун. Дело ваше, ссорьтесь сколько душе угодно. Видать, вам не впервой ввязываться в такие склоки. Но почему из-за ваших разногласий должны страдать и другие люди?

— А между нами нет никаких разногласий! Каждый занимается тем, что считает правильным для себя, — заметила девушка. Если Гатеридж считает, что в этих древних ямах он найдет спасение роду человеческому, так пусть себе рыщет, но не мешает ни мне, ни моим сторонникам заниматься нашим правым делом.

— Позвольте, это ваш механик, как его там…

— Корнелиус…

— Вот-вот! Это он пристал к нашему рабочему с замечаниями и глумился над ним. Послушать его только! Он посмел нагло обвинить нас в бездействии, когда сам всего лишь жалкий механик, — с пренебрежением поддел Дэниел.

— Жалкий механик?! — повысила Браун голос. — Корнелиус один из лучших! Что же касается ваших планов и поступков, так знай, что я и мои люди придерживаемся мнения Корнелиуса. В то время, как мы работаем в поте лица, вы решили поиграть в песочнице, ища там ответы на якобы скрытые тайны.

— Вы несправедливы, мисс Браун. Цель у нас одна, — вмешался Бродель в разговор предводителей.

— Цель может быть и одна, вот только для ее достижения вы избрали неверный путь. Однако ж, если это успокаивает вас, так продолжайте возиться с разгадкой этого послания, только не мешайте впредь нашему плану спасения человечества!

Это были последние слова предводительницы партии людей, готовых покинуть Землю.

Очередной день был на исходе. Долгие и изнурительные труды для обеих сторон окончились. Поужинав, каждый ушел в свой лагерь. После стычек между руководителями произошел раскол сил, и во избежание раздоров люди решили разделить единый лагерь на две части.

Дни стали короче, а ночи затяжными, как нескончаемая резина. И лишь одно было неизменным — смертельная стужа, с каждым днем уносящая все больше жизней. Численность живых уменьшилась, а гора трупов начала возрастать. Даже медикаменты не способствовали снижению человеческой смертности. Одни умирали от недоедания, другие от холода, а третьи, потерявшие надежду, кончали самоубийством.

Браун, съежившись в кресле, извлеченном из поуверэнджина, стучала от мороза зубами. Пытаясь хоть как-то согреться, смежила веки и заставила себя расслабиться. Однако холод пробирал ее насквозь. Девушка силилась вспомнить самый жаркий и приятный день в своей жизни (проверенный метод согреться).

Она перебирала в памяти ярчайшие эпизоды из жизни. В голове внезапно возникло воспоминание о поездке с родителями на морское побережье. Лишь один день из этого круиза прочно засел в ее памяти. Она с родителями сидела на песчаном берегу. Убаюкивающая мелодия теплого моря, ласкающий слух прибой, лазурный свод небес и летнее солнце, чистый прозрачный ветерок и ощущение головокружительного счастья в груди. Эллен припомнила каждый миг того дня, почувствовала свежесть соленого моря, и воспоминания согрели ее. Окружавшая ее обстановка исчезла, тело стало невесомым и легким. Она больше не ощущала ни головной боли, ни смертельной стужи. Расслабленный и согретый видением организм ощутил необычайное чувство счастья.

— Папа, папочка… — позвала она сидящего рядом с ней в виденье мужчину.

Мистер Браун обернулся. Его ласковая улыбка умиротворила сердце дочери. Эндрю молчал, но его глаза говорили больше, чем могли сказать слова. Вспомнив самую большую утрату своей жизни, Элинор залилась горькими и теплыми слезами. Браун дотронулся до лица дочери. Отер ее слезы и утешительно произнес:

— Не плачь, Эллен… Не плачь…

— Возьми меня с собой, папочка… — все еще рыдая, взмолилась дочь. — Возьми меня с собой…