«От Голованова товарищу Сталину.
Товарищ Сталин, очень прошу Вас после проведения указанных Вами операций освободить меня с поста командующего АДД и разрешить мне перейти на непосредственную летную работу.
Больших постов я никогда не занимал и к ним не привык, да и не привыкну никогда.
Я прилагал все силы и знания, а главное, использовал свой личный опыт в летной работе для того, чтобы по мере моих знаний добиться успехов в работе бомбардировочной авиации и направить подготовку личного состава в то русло, которое обеспечило бы успех этого дела. Я не могу сказать, что ничего не сделал в этой области. За время моего командования полком, дивизией и, наконец, Авиацией дальнего действия я на все вопросы смотрел и, если нужно, разрешал их прежде всего с точки зрения летчика и как летчик. До последнего времени я всегда прежде всего считал себя летчиком.
После Вашего последнего разговора со мной я многое передумал. Может быть, я действительно стал плохо работать, сам этого не замечая, так как масштабы работы растут, а я остаюсь все тем же, если не считать того, что еще изрядно потрепался и здоровье мое не то, что было.
Переломить себя на руководителя и организатора из летчика я не смогу, так как летное дело для меня было главное в моей жизни, а масштабы моего образования совершенно недостаточны для такого большого объема работы.
Я честно, товарищ Сталин, работал столько, сколько мог, и честно прошу Вас освободить меня от должности, которую в дальнейшем выполнять не смогу, и назначить на мое место товарища, обладающего большим масштабом работы, чем я.
10.12.1943 г. Голованов».
Можно себе представить, какие душевные муки довелось испытать Александру Евгеньевичу, прежде чем решиться на такой опрометчивый шаг с неизвестными последствиями. Значит, и его в те дни настиг «синдром Водопьянова».
Нет на тех листах ни резолюции, ни пометок, как не открылись пока и в других местах следы реакции Сталина на это странное и неожиданное откровение. А может, именно к этому времени относится тот диалог со Сталиным, который приводит в своей книге, умолчав о письме, Голованов?
«Как-то сгоряча я сказал ему:
– Что вы от меня хотите? Я – простой летчик.
– А я – простой бакинский пропагандист, – ответил он».
Но «ключик», побудивший Голованова взяться за перо, чтоб прибегнуть к спасительной ретировке, хранится в самих строках прошения. Выходит, был крутой разговор, в котором Сталин выразил недовольство работой Голованова, может, тяжело и строго упрекнул его в каких-то ошибках или упущениях.