Голованов в догадках не путался – вышел на знакомый адресок, не спускавший с него глаз, и в разговоре выяснил: туда залетела подлая сплетня, порочившая его семью. Серьезные люди, а не брезгливы – „уток“ хватают с лета. Наговор рассыпался с первых слов объяснений. Но был он не последним: самые наглые и подлые пошли гулять по печатным страницам.
Голованов был мудр и не отбивался.
Как бы то ни было – Александр Евгеньевич уже работал. Окунулся в новое дело, как в родную стихию. Самолеты, летчики, аэродромы – что может быть прекраснее! Тут уже испытывали принципиально новые самолеты – реактивные. Но до штурвала он все же добрался. Попробовал – получается. Летал, много летал. Менял самолеты. Участвовал в испытаниях. Подумывал ли о служебных возвышениях? Может быть. Но жизнь все строила ему гримасы, одну насмешливей другой.
В следующем году начальником Главного управления ГВФ, а вскоре – министром Гражданской авиации стал маршал Евгений Федорович Логинов – в годы войны генерал-лейтенант авиации, командир 2-го гвардейского дальнебомбардировочного корпуса, входившего в состав АДД. Прекрасный военный летчик, талантливый боевой генерал, развитой, образованный, очень активный и деятельный командир – он напрочь был лишен какой-либо армейской фанаберии, умел держаться свободно, даже, казалось, независимо, с неким притягательным ароматом умеренного демократизма. В этом далеко не стандартном человеке чувствовалась и внутренняя культура, и профессиональная воспитанность.
Мы любили своего комкора, гордились им, но Голованова он чем-то раздражал, а когда окончилась война – снял Логинова с должности (ну не сам, а с его подачи) и назначил к другому комкору заместителем. Евгений Федорович выдержал это унижение, но вскоре ушел учиться в Академию Генштаба, а там – ступенька за ступенькой (ступеньки-то все крупные: командующий Воздушной армией, генерал-инспектор, зам. главкома ВВС) – взошел на министерскую должность.
На первый взгляд отношения с Александром Евгеньевичем выглядели вполне благовидно – друг друга не сторонились, раскланивались при встрече (тем более жили в одном доме), но не более того. Логинов, как никто другой, мог бы помочь Голованову в его трудные годы, но Александр Евгеньевич не мог позволить себе снизойти до житейских откровений, а тот будто и не замечал сложности положения, в котором оказался его командующий военных лет.
Нет, тут „внутренняя культура“, кажется, подвела Евгения Федоровича. В таких обстоятельствах интеллигентному человеку полагается быть выше старых обид.
Но Голованов, судя по его тогдашней реакции – по крайней мере во внешних проявлениях, смену власти пропустил мимо себя спокойно, без каких-либо эмоций. Он был всецело поглощен своим делом – работал много, увлеченно, даже с азартом, все еще летал, но чуть поменьше, и лишь к 60 годам своего возраста сошел с пилотского кресла окончательно. Его авторитет и сила влияния были так высоки, что едва ли не подавляли административную волю своего патрона – этот зам по летной брался за все, что затрагивало интересы института в любой области. И институтский народ со своими проблемами больше всего и шел к нему, к Голованову.
Вскоре он вполне открыто выразил удивление, а там и протест по поводу того, что на ключевых руководящих постах института превалируют инженерные кадры, малокомпетентные в летных делах. Такое засилье и главенство „технократии“ в летном институте Голованов, как и многие другие его единомышленники, считал положением неправомерным и настаивал на пересмотре „кадровой политики“, да и самой структуры института. Поговаривали даже, будто сам Голованов претендовал на роль его начальника.
Но в министерстве не спешили принимать „радикальные меры“. Логинов пока присматривался и то ли из чувства противоречия, а может, в самом деле, не видя причин к вмешательству, но в полемику не втягивался, сохранял равновесие и сложившееся „соотношение сил“ инженерного и летного состава нарушать не стал.
Голованов все же не отступал – настаивал на своем. Логинов был тверд. Возник конфликт, в оболочке которого уже запутались не только кадровые вопросы. И Голованов, видя безуспешность своих притязаний, подал рапорт на увольнение. Возражений не последовало, и 25 июня 1966 года состоялся приказ: „освободить от занимаемой должности и уволить в связи с переходом на пенсию“.
Так оборвался еще один этап его жизни – немалый, восьмилетний.
Но это был важнейший этап и в жизни Гражданского флота – именно в эти годы воздушными трассами страны и мира уверенно овладела реактивная авиация. И заслуга Голованова тут была значительной.
А в декабре, запоздалым приказом по министерству, он был награжден почетным знаком за налет семи тысяч часов.
И вдруг, вослед за этой почти драматичной историей, в институте появился новый начальник – летчик, сменив на этом посту инженера. Произошли кадровые изменения в пользу летного состава и в других институтских звеньях.