Избранница Золотого дракона. Часть 2

Каждое ее слово отзывалось в сердце горечью. Может, из-за того, что до вчерашней злополучной ночи я и сама все это осознавала. Любую нашу размолвку Кирмунд переживал настолько остро, что мучился больше меня. Мог накричать, проявить опять свой гадостный характер, но уже скоро сам делал шаг к примирению. Давал понять, что сожалеет, всячески заглаживал вину. И никогда не проявлял настоящей жестокости. До вчерашнего вечера. Но тогда почему так поступил? Я не могла понять. Да и не хотела. Легче было разжигать свою ненависть и надеяться, что это поможет избавиться от глупых чувств, которые только все усложняли. И слова подруги поневоле затрагивали внутри что-то такое, что мне не хотелось больше пробуждать.

— Если он такой замечательный, может, мне не стоило выручать тебя? — резко прервала я Эльму. — Сказать ему, что разрываю нашу договоренность? Сама будешь ублажать его в постели?

Подруга побледнела и вся сжалась. Уже жалея о том, что сказала, но не желая признавать этого, я думала над тем, что сказать дальше, когда рядом раздался холодный голос лорда Маранаса:

— Что здесь происходит?

Найдя новый объект, на котором можно выместить раздражение, я буркнула:

— Да вот, наша девочка, похоже, сменила приоритеты. Теперь она целиком и полностью поддерживает короля.

— Это не так, — беспомощно проговорила Эльма, устремив на Ретольфа умоляющий взгляд. — Я просто сказала, что если вы вчера поссорились, то я понимаю, почему. Он тебя приревновал.

— То есть, ты считаешь, что это веская причина для того, чтобы ворваться ко мне ночью, перейти в половинчатую трансформацию и едва не изнасиловать в таком виде. Мне пришлось буквально молить о пощаде, пока он, наконец, снизошел до того, чтобы указать на мое место и сделать то же самое, но хотя бы в человеческом обличье. А утром делал вид, что ничего не случилось, считая меня полной идиоткой. Говорил, что мало что помнит, что он не хотел. Разве не худшее издевательство, какое можно представить в такой ситуации?

Меня всю колотило, я уже плохо соображала, что и кому говорю. Случившееся вчера выплескивалось наружу, я находилась на грани нервного срыва. Видела обеспокоенные лица лорда Маранаса и подруги, не знающих, как мне помочь, как остановить мою истерику.

— Прости, я не знала… — жалобно пробормотала Эльма.

— Тогда какого демона ты лезешь со своими советами, если даже не знаешь, что происходит? — рявкнула я, судорожно дергаясь.

Почувствовала, как лорд Маранас осторожно обнимает за плечи и отводит к деревьям, где никто бы не смог нас увидеть. А мне было абсолютно все равно — сейчас была в таком состоянии, в каком плевать, кто меня видит или слышит. Оказавшись в укрытии деревьев, Ретольф прижал к себе чуть крепче, успокаивающе поглаживая по волосам и спине.

А я вдруг ощутила, как гнев и ярость сменяются опустошенностью и жалостью к себе. Уткнувшись лицом в грудь мужчины, разрыдалась, судорожно цепляясь за него. Слышала рядом ласковый голос Эльмы, пытающейся тоже меня успокоить. Но даже смысла слов не могла толком понять.

Не знаю, сколько длилась моя истерика, прежде чем, наконец, нашла в себе силы отстраниться от Ретольфа и вернуться к реальности. Почувствовав перемену в моем состоянии, лорд Маранас внимательно посмотрел мне в глаза и тихо сказал:

— Кирмунд непростой человек, порой импульсивный и жесткий. Но в одном Эльма права: есть грань, за которую он вряд ли перейдет. Никогда не слышал, чтобы он поступал подобным образом с женщинами. В каком бы состоянии ни был. То, что вы рассказали. Это наводит на определенные мысли.

— И вы туда же… — я устало потерла виски. — Оправдываете его.

— Не оправдываю. Просто пытаюсь понять, — возразил лорд Маранас. — Когда вы сказали о том, что он почти ничего не помнил, это кое о чем мне напомнило. Это было еще во время войны. Однажды, когда мы осаждали один из городов, вечером у костра Маррга рассказывала о кое-каких обычаях своего народа. Есть такая особая травка, порошок из которой усиливает агрессию звериной натуры оборотней. Те порой принимают этот порошок перед боем, чтобы усилить свою злость. Впадают в настоящее безумие. В таком состоянии мало что соображают. Им плевать, кто перед ними окажется. Все худшие качества прорываются наружу. Но что потом, когда действие порошка заканчивается, мужчины чувствуют себя словно после жестокого похмелья и с трудом вспоминают то, что происходило.

— Хотите сказать, король был под воздействием порошка? — я недоверчиво покачала головой. — Слишком удобное оправдание, не находите?

Эльма вдруг глухо вскрикнула. Мы тут же обратили взгляды на нее.

— Я кое-что вспомнила. Вчера не придала этому значения. В один из моментов Маррга лично подносила королю чашу с вином. Я тогда еще подумала, что она просто пытается перетянуть его внимание на себя. Он тогда взял у нее вино, выпил залпом и прогнал прочь. И я еще порадовалась, что ее уловки не увенчались успехом. Но… она вполне могла подсыпать королю что-то.