Больше не оглядываясь, я накинула капюшон, натянула его пониже и пустила коня в галоп вслед за своими спутниками. Слез уже не было. Наверное, они все остались там. В том месте, где я могла еще что-то чувствовать и куда больше никогда не вернусь.
Кирмунда разбудил настойчивый стук в дверь и взволнованные голоса. Он с неохотой открыл глаза и первым делом глянул на другую сторону кровати, где еще вчера лежала та, без кого уже не мыслил своей жизни. Холодная пустота почему-то задела его куда сильнее, чем должна была. Пусть король и понимал, что Эльма вполне могла просто уйти к себе, пока он еще спал, что-то внутри уже не желало мириться с этим. Он желал, чтобы эта женщина всегда оставалась рядом. Каждую минуту. Видеть, чувствовать запах и тепло ее восхитительного тела. Устал бороться с собой, убеждать себя, что Эльма — лишь одна из многих в его жизни.
Да, поначалу он воспринимал чувства к ней как досадную слабость. Но в полной мере ощутил, насколько же она ему дорога после того постыдного инцидента, когда в состоянии полной невменяемости изнасиловал. Сам потом не находил себе места, пытаясь понять, как мог такое сотворить. Тем более с той, кого больше, чем кого-либо, хотелось защищать, оберегать.
И болезненнее всего уязвляло то, что после того случая Эльме стали неприятны его прикосновения. Он мог бы выдержать ее гнев, обиду, упреки. Но только не страх и отвращение. Стоило ему приблизиться, как она зажималась и начинала напоминать затравленного зверька, пусть даже помимо этого продолжала дерзить и доводить до белого каления. Может, потому он и спускал ей дерзость. Не хотел убить в ней окончательно этот строптивый, сильный нрав, который так восхищал и одновременно бесил. Но он бы не желал видеть Эльму иной — запуганной, сломленной. При одной мысли об этом испытывал неприятное грызущее чувство.
Впервые Кирмунд отошел от привычной модели отношений с женщинами и не пытался проявлять властность. Пусть и не слишком умело, пытался загладить вину, смирять свой нрав. Хотя бог-дракон свидетель, чего ему стоило подавлять то и дело накатывающую ярость при виде того, как Эльма кокетничает с проклятым принцем Алых драконов. Лишь чудом сдерживался, чтобы не начистить ему физиономию. Но этим бы еще больше все усложнил. Новая жестокость только сильнее отвратила бы его женщину. А он уже не мог воспринимать Эльму как-то иначе. Только как свою женщину. Свою самку. Самую желанную, особенную. И отказаться от нее — то же самое, что отказаться от части самого себя. Настолько она въелась ему под кожу.
Тот момент, когда на охоте Кирмунд услышал крик и по болезненному уколу в сердце сразу понял, кому он принадлежит, потом повторялся каждую ночь в его снах. Что было бы, если бы не успел, опоздал?.. Увидел вместо живой и невредимой девушки растерзанный труп? Да при одной мысли об этом перед глазами все темнело.
Кирмунд вспоминал, как, не задумываясь, ринулся на опасного хищника, не испытывая никаких сомнений в собственных действиях. Это казалось самым естественным в той ситуации. Защитить свою женщину пусть и ценой жизни. И даже почти уверившись в том, что живым из схватки не выйти, ни на миг не пожалел о своем поступке. Главное — она в безопасности и его смерть напрасной не будет — он задержал зверя, а скоро появятся остальные и смогут совместно покончить с ним.
Но бог-дракон не оставил Кирмунда покровительством и позволил выйти победителем из схватки. Король до сих пор вспоминал тот взгляд Эльмы — восхищенный и одновременно полный тревоги за него — когда она, казалось, кинется сейчас в объятия. Но этого не произошло. Она снова отдалилась, отвергла, и по сравнению с этим полученные в бою раны показались пустяком. Гораздо сильнее болело сердце от разочарования и горечи. Он так и не смог доказать ей, что заслуживает прощения, что она может воспринимать его подходящим для себя мужчиной.
Как же эта женщина его мучила. То отталкивала, то делала первый шаг, когда казалось, что все уже кончено и не стоит даже пытаться что-то изменить. Сама подъехала к нему, когда они возвращались во дворец, интуитивно почувствовала, насколько же ему тогда нужна была помощь. А потом пришла к Кирмунду ночью и, едва позволив поверить в счастье, опять отняла.
Посылая девушке то украшение, настолько значимое для его семьи, Кирмунд принял решение. Если не примет и на этот раз, не станет больше изводить себе душу. Отпустит, пусть это будет неимоверно трудно. Но она снова будто почувствовала тайный смысл того, что он делает. Поняла, что в этот раз Кирмунд дарил не просто драгоценную безделушку, а предлагал собственное сердце. И она не нашла в себе силы отказаться от него. А значит, не все еще потеряно.